Амурские версты

— Сам, поди, умял! — потешались над потерпевшим его соседи по землянке. — Наши-то целы.

— А котелок?

— Котелок — не сухарь, найдется. Его не сжуешь. Может, у котлов забыл…

Чтобы не попасть на язык пересмешникам, Кузьма про свой кисет промолчал.

Через несколько дней все подходящие деревья у реки были вырублены, и солдаты в поисках хороших стволов уходили все дальше от лагеря, в сторону поднимавшейся неподалеку сопочки.

Кузьма и Игнат до обеда валили деревья, а пообедав, обрубали с них сучья и распиливали на бревна. Потом приходил солдат с парой батальонных лошадей, цеплял бревно и волок его в лагерь.

Как-то, свалив несколько хороших осин, Игнат и Кузьма сложили инструменты и пошли в лагерь. Там как раз проиграли сигнал на обед. А когда вернулись, глазам не поверили: у половины поваленных деревьев сучья были обрублены.

— Да наше ли это место? — удивился Игнат.

— Наше, — оглядываясь, сказал Кузьма.

— Слышь-ка, — расхохотался Игнат, — это кто-то из ребят ошибся и за нас тут поработал.

— Не должно, — возразил Кузьма, — на обед никто не опаздывал. И с обеда мы разом выходили.

— Тогда кто, уж не леший ли?

— Это ты брось, в лесу такое не говори.

— Не, дядька, правда. Может, это он тебе за кисет отрабатывал.

— Не болтай, балаболка, — рассердился Кузьма. — Бери-ка лучше пилу, скоро возчик придет.

Они молча распиливали очищенные кем-то от ветвей стволы и думали о неожиданном помощнике. «А вдруг и правда, сам леший! — гадал Игнат. — Вот ведь беда какая, с чего бы это он? Да нет, не должен. Мы же его лес рубим, что он нам помогать будет?» Игнат хотел высказать эту мысль Сидорову, но не решился — опять обругает.

Вскоре послышалось понукание возчика и на тропинке, пробитой за эти дни, показались лошади.

— Ну, кавалеры, я смотрю, вы тут не чесались, — удивился он. — Ишь сколько срубить успели. Торопитесь, будто попу дом строите!

— А что нам, дело привычное, — сказал Кузьма и строго посмотрел на Игната, чтобы он не сболтнул чего не стоит.

Вечером, когда они возвращались в лагерь, Кузьма твердо сказал своему напарнику:

— Ты там про это самое пока не болтай. Нечего зря трезвонить.

— Ладно, — согласился Игнат и, принюхиваясь, сказал: — Что-то мясом вареным пахнет. Ну точно, свежениной.

— Какая тебе тут свеженина! Солонину, и ту варят по норме.

— Да ты понюхай, дядька!

— И нюхать нечего, — рассердился Кузьма.

Но в лагере действительно варили свежее мясо. Прямо к венцам первых домов вышел из кустарника сохатый. Хорошо, что неподалеку стояли в козлах ружья. Капитан схватил одно из них и первым же выстрелом уложил рогача.

Ужин удался на славу. Давно линейцы не ели свежего мяса.

— Есть у нас охотники? — спросил за ужином Дьяченко.

— Да вон Тюменцев! — показали на Игната сразу несколько человек.

— А кто еще?

— Ну, охотников нет, а стрелять все можем, — сказал Кузьма.

— Вот ты, Сидоров, с ним и пойдешь. Завтра до обеда работайте, а потом сходите хотя бы к той сопочке, — распорядился капитан, показывая на единственную возвышавшуюся неподалеку, поросшую лесом сопку.

— Кто ж днем на охоту-то ходит, — заворчал себе под нос Игнат.

Ряба-Кобыла толкнул его кулаком под бок: чего, мол, командиру перечишь, и Тюменцев смирился.

Утром на работу Кузьма прихватил с собой узелок.

— Ты что это, дядя, тащишь? — полюбопытствовал Игнат.

— Да так, — сказал Кузьма. — Ты знай шагай.

До обеда они, как и прежде, валили деревья, А когда из лагеря донесся звук трубы, Кузьма ударом вогнал в пень топор, оставил рядом свой узелок и сказал:

— Пусть лежит. С охоты будем возвращаться, зайдем и прихватим.

— А не утащат, как кисет?

— Ничего…

Пообедав супом из сохатины, Сидоров и Тюменцев, сопровождаемые шутками линейцев, отправились на охоту.

Вокруг будущей станицы стоял сплошной лес. Кряжистые невысокие дубки, тополя, осины, березы. В низинах ольха, а потом опять тополиные и березовые рёлки и распадки, колючие деревца боярышника, на солнечных прогалинах шиповник. Охотники шли неторопливо, радуясь неожиданному досугу. Когда еще выдастся такой час, свободный от работы.

— Тут, может, до нас никто и не ходил, — сказал, осматриваясь, Игнат.

— Может, и не ходил, — согласился Кузьма. — Ты гляди, какое место зря пропадало! Я вот отслужу да и поселюсь тут с казаками. Буду в лесок ходить да ягоды собирать, а?!

— И много тебе еще служить?

— Я, считай, свое отбарабанил. Еще в поход-другой с вами схожу — и шабаш. Был Кузьма царев солдат, а станет Кузьма уволенным в бессрочный отпуск. То я братовой жизнью жил, а теперь своей начну.

Игнат уже знал, что служит Кузьма по жребию, выпавшему его брату, и считал, что поступил Кузьма правильно. Откажись тогда Кузьма — было бы два обездоленных человека: брат и его жена, а так один.