Анафем

Сперва мы ехали на север и вниз, к морю, потом повернули вправо, а дальше двинулись влево по длинной дуге, огибая залив северного океана. В первом тысячелетии от Реконструкции века два подряд, до похолодания, на берегу этого залива располагался крупнейший порт Арба. Из-за географического положения его развалины оказались в числе наиболее доступных для разработки. Старатели разбили мосты, дамбы и виадуки, извлекли из синтетического камня железную арматуру и продали металл туда, где на него был спрос. С тех пор на отвалах уже выросли высоченные деревья. Из древних сооружений остался только огромный подвесной мост через реку, впадающую в залив. Мост был так высоко над уровнем моря, что его не раздавило торосами. В это время года льда не было, но мы видели следы, оставленные им на отвалах. Теперь на месте порта была стоянка грузотонов и рыбачья деревушка с населением в несколько сотен человек (по крайней мере летом). Отсюда мы двинулись в глубь континента, почти точно на север. Здесь селения попадались всё реже, особенно когда мы въехали в заросшие лесом холмы. За холмами местность разительно изменилась: началась лесотундра. Из-за сухости и морозов деревья тут были не выше человеческого роста. Трасса практически опустела; мы по нескольку часов кряду не встречали других машин. Наконец мы остановились в каменистом месте у реки, съехали вниз, чтобы нас не увидели с дороги, и легли спать в термокостюмах.

На следующее утро новёхонькая плитка, которую мы купили сразу после отъезда из Пробла, сломалась. Если бы не Юл, мы бы до конца путешествия питались холодными энергетическими батончиками. Юл с видом тихого торжества приготовил на своей батарее ревущих промышленных горелок шикарный завтрак. Гнель смотрел на двоюродного брата со смесью гордости и досады, словно говоря: «Поглядите, на что способны наши люди, когда отказываются от нашей религии».

Других машин на дороге не было, поэтому я брал у Юла уроки вождения. Корд разбирала плитку. Она диагностировала неполадку: топливо от ночного холода загустело, и сопло засорилось.

— Ты злишься, — заметила она некоторое время спустя. Я понял, что уже давно выпал из разговора. Корд с Юлом говорили, но я не слышал ни слова. — В чём дело?

— Поверить не могу, что на нынешнем этапе развития цивилизации возможны проблемы с химическим топливом, — сказал я.

— Прости. Надо было купить более дорогую марку.

— Нет, я о другом. Тебе не за что просить прощения. Я всего лишь хотел сказать, что твоя плитка — праксис четырёхтысячелетней давности.

Корд даже опешила.

— Этот кузовиль и всё что в нём — тоже, — сказала она.

— Эй! — притворно обиделся Юл.

Корд фыркнула, закатила глаза и снова переключилась на меня.

— В смысле, всё, кроме твоей сферы. И что?

— Я вырос в месте с почти нулевым праксисом и, как правило, не замечаю таких странностей. Но иногда они просто бросаются в глаза. Ну посмотри сама на эту железяку. Плитка на опасном химическом топливе. Сопла, которые засоряются. За четыре тысячи лет мы могли бы придумать что-нибудь получше.

— И смогла бы я разобрать такую плитку?

— Тебе не пришлось бы её разбирать, потому что она бы не ломалась.

— Но я хочу понимать, как она работает.

— Мне кажется, ты что угодно сможешь понять, если всерьёз захочешь.

— Спасибо за комплимент, Раз, но ты уходишь от ответа.

— Ладно. Я понял. Ты спрашиваешь, будет ли средний человек понимать, как она работает.

— Я не знаю, кто такой средний человек, но погляди на Юла. Свою плитку он собрал сам. Я угадала?

Юл смутился, что Корд заговорила о нём, но отнекиваться не стал. Он отвёл взгляд и кивнул.

— Угу. Купил горелки у старателей. Сварил корпус.

— И ведь работает! — сказала Корд.

— Знаю. — Я похлопал себя по животу.

— Нет, я хотела сказать, система работает!

— Какая система?

— Ну... ну... — Корд судорожно искала слова.

— Система наоборот, — подсказал Юл. — Отсутствие системы.

— Юл знает, что плитки ломаются! — Корд глянула на разобранную плитку. — Он выяснил это на своём опыте.

— О да, на горьком опыте, девонька! — объявил Юл.

— Он увидел у старателей более надёжные горелки, добытые в северных развалинах. Долго торговался. Купил. Думал, как их приладить. До сих пор, небось, с ними возится.

— У меня два года ушло, чтобы плитка заработала как следует, — признал Юл.

— А с технологией, которую понимают только инаки, такое было бы невозможно, — закончила Корд.

— Ладно, ладно, — сказал я. Убеждать их не имело смысла. Мы, инаки, ушедшие в матики (или, если хотите, загнанные туда мирской властью) после Реконструкции, можем изменять мир с помощью праксиса. До определённых пор людям это нравилось. Но чем сложнее становился праксис, тем хуже люди его понимали и тем больше становились от нас зависимы. А это им уже совсем не нравилось.