- Так, пожёстче Миш, пожёстче! - скомандовал Гордеев, - Нехер розовую сгущёнку лить! Это, не попса, чёрт возьми!
- Слышь, поэт, окстись! - обиделся Раевский, - Сам в текстах лирику разводишь, ещё и возмущаешься! Совесть имей!
- Не буду! - нагло отрезал генерал нашей рок-сцены, - Лирика - не попса! А будешь смуты наводить, вообще гроулить заставлю! Да, хватит гладить уже, хватит, я тебе говорю! Дома Солу будешь гладить!
Гордееву в голову притетела Солина шапка,
- Эй, выбирай выражения, малакас! - разозлилась подруга, и поймала обратно предмет гардероба. Миша не менее зло уставился на Рафа,
- В натуре, чё мелишь-то?
Остальные в тихушку угарали. Зато я обратила внимание, что жёстче Миша всё же играть стал. Вот что делает Гордеев, он нарочно всех бесит, и заводит, чтобы выдать побольше жара и экспрессии в музыке. Ну, Раффи…
- Так, я не вкупаю, мы играть будем или рамсить? - он переключил внимание на Ярэка, оставляя гитару свободно свисать на ремне, - Яр, не тащись как улитка, задай поживее, и поструктурнее что ли, а то так и будем гладить до утра!
- Ещё раз меня улиткой назовешь, в голову дам! - излишне весело парировал Яр, ускоряя и развая темп, и Раф смотря под ноги внимательно вслушивался, как в ударный ряд, так и в акустическую партию Миши и клавишную Сашки, - Так… accelerando… (ускоряй) - велел он Ярэку, - Non troppo! (не слишком. (итал))
- Tempo guisto? (верный темп) - серьёзно уточнил драммер поймав нужную волну. Раф отставил ему большой палец, явно довольный результатом,
- Отлично, пшал! Ну, вот же! - широко улыбаясь, обратился он к Мише, полностью подстроившемуся под заданный ритм, - Можешь когда хочешь, да?
Раф посмотрел на меня,
- Насчёт три вступай, мышка.
Мне осталось лишь отсчитать и ударить по струнам в ярком аккорде и музыка закружилась из под моих пальцев, мерцая током по струнам. Бас аккорды его гитары настигли нас делая музыку полной и захватывающей.
- Вооот! А то лирика, лирика! Видали, как по грифу проливает? Идеально! - заключил Раф, и протяжно и как-то чертовски сложно, оборвал свою партию. Я поразилась такому его манёвру, не успев даже проследить за его руками. Ух ты… Как он так умудрился, на бас-гитаре?
- А теперь на исходную и погнали… - отдал он команду, подступая к микрофону. И музыка запорхала среди нас, последовательно, виртуозно, между гранжем и чистым металом, очень яростно, страстно и безумно красиво.
Странно так… он словно поёт и играет каждый раз иначе, чем прежде. Сильный, красивый, магический голос. Ласкающий слух, обволакивающий, манящий и в то же время проникновенно терзающий, словно в ночи крадущийся к жертве хищник. Я тоже могу подстраивать и менять тембр своего голоса, могу управлять им, как мне угодно. Но он кажется делает это не думая, просто не задумываясь сливается с композицией. И от того, каждая звучит по особенному. И никогда не повторяется, всегда по разному, но между тем, сохраняет этот неповторимый многогранный стиль, в котором он сочиняет. Его талант кажется не знает границ. Сколько интересно он ещё сможет написать, и не замкнуть этот бесконечный творческий круг в какой-нибудь идентичной точке? Невероятно просто.
Он завороженно наблюдал за мной, в фрагменте соло. Его взгляд медленно скользил по грифу Гибсона, в контрасте с высокой скоростью моих движений. Он что-то произнёс одними губами. Глаза цвета чистейшего тёмного сапфира, захватили мой взгляд. И кажется он не дышал. Я могла бы подумать, что он восхищался мой, не меньше чем я им. В этом была особенная грань наших отношений, музыка была высшей точкой восприятия, совершенно недосягаемой для всех кроме нас. Высота поющая в унисон.