Анафема в десятый круг

   (В-Р:   ― Вероятно, сладка дымка странности,   В теории вероятности.   Но, только если, странник ты ― рискни.   Вероятно, сможешь путь по шипам пройти.   А лучше ― лети,

   Но только если, сможешь спасти.   Смотрит в душу, а голос молчит,   Но только если,   Взгляд глаза в глаза ― магнит,   И сильно так манит,   Вероятно, с ума сойти от ревности.   Но только если, мотыльки спиралью в крови ―

   К чёрту теорию вероятности.

Как я мог её не желать? Если прямо сейчас, великолепная смесь звуков и эмоций резонировала с воздухом. Эта атомная смесь проходила через наши тела и танцевала тенями по всем стенам, в спектре её соло. Ослепительное мерцание глаз, я ощущал его даже сквозь стёкла солнцезащитных очков. Она не отрывалась от меня, не ведая преград. Она смотрела на меня, и я знал, что пел только для неё, играл для неё и слушал, как она отвечала мне совершенством своего голоса и идеальной игрой. Зрителей не существовало. Они испарились со звуком первого аккорда. Когда Вика затаила музыку в финале, сея дрожь струн и восторг довольной аудитории, я положил пару независимых аккордов своей гитары, означая то, что хочу сыграть. Это вызвало минутную заминку в группе, и некоторое недопонимание.

Ко мне подошёл Миша, попутно подбирая нужные аккорды на своей акустической гитаре.

― Раф, эта музыка недописанная, вроде? ― озадачился Раевский, что собственно не мешало ему успешно играть переливчатую мелодию свей партии. Я полностью включился в игру, ― Была. До этого момента.

Яр после небольшой ритмичной сбивки, положил подходящий ритм.

― Вечер экспромта, пшал?! ― выкрикнул брат, и зрители поддержали его одобрительными выкриками.

― Почему бы и нет?

― Что это будет? ― шепнула Вика в микрофон. Мой взгляд принадлежал только ей. Этого было достаточно, чтобы народ замер в предвкушении, в ожидании продолжения. Это вызвало у меня ухмылку, и она тут же отразилась на её губах. Она смотрела на меня поверх очков, она была так чертовски опасна и соблазнительной в тандеме с электрогитарой. Кажется я мог ревновать её к Гибсону, просто потому что она касалась его.

― «Оружие» ― объявил я в микрофон, не разрывая визуального контакта с девушкой. Этого было достаточно, чтобы она ударила по струнам, и разгоняя мелодию словно на волнах раскачиваясь, подорвала толпу всплеском. Этого было достаточно, чтобы мой голос нашёл нужные слова, и ноты.

   (Р:   ― Должно быть, что-то со мной не то,   Отражается и преломляется посредством глаз.   А в её цвета затмения сейчас,

   Потерянно-запутанное зло,   Это ― я…   Это оружие ― я.   Её оружие ― сладкий яд.   Мы стремительно генерируем этот изъян.   Нас спасут лишь спустя 24 часа.

Сами того не замечая, мы притеснялись друг к другу, и мы играли, встав спина к спине, просто по привычке, забыв про все неурядицы и обиды. Я касался её, так будто мне было необходимо касаться её с каждым сыгранным аккордом. Её голова легла на моё плечо, терзая серебряные струны Гибсона и чёрные струны моей души, внимали ей заставляя между нами разгораться жар и огонь. Сцена кажется пылала и её волосы в свете софистов отливали роскошной платиной, сцена словно сталкивала нас в одно целое. Здесь не существовало боли, она выражалась изливаясь вихрем и электрическим зарядом между нашими вибрирующими инструментами. Музыка поднималась вверх по спирали, превращаясь во что-то живое, во что-то осязаемое.