Анаконда

— Вроде бы в вашем деле нет следов пребывания в зоне, а по фене ботаете, как заправский уркаган.

— Извините, гражданин начальник. Это я так. А что насчет фени, так я в конвойных войсках служил. Срочную. А там, в зоне то есть, все на одном языке говорят. На матерном пополам с феней. Иначе, если общего языка не будет, как друг друга поймешь? Верно?

— Не думаю. А по-русски не пробовали?

— Так там ведь и в роте охраны, и в зоне и чучмеки, и чурки косоглазые, лица, как сейчас говорят, кавказской национальности. С ними как? Только на фене пополам с матерком. Не, иначе нельзя, гражданин начальник. Сигаретку разрешите?

— Да у меня «Ява». А вы, похоже, к дорогим привыкли?

— Обижаете, гражданин начальник. Нам дорогие и не по карману, и для здоровья вредны.

— Это почему?

— Потому что зарплату на фабрике за февраль еще не давали.

— Это я знаю. А может, какой побочный заработок?

— Какой? Не смешите. Если к «комкам» ящики с продуктом подтянешь, так за это постоянная фиксированная плата — пузырь. А сигаретки уж какие попроще.

— А почему сказали, что дорогие, скажем, вот такие сигареты, .. Мальборо», вредны для здоровья? Тут фильтр двойной очистки.

— А бумага?

— Что бумага?

— Бумага в американских, сказывали, химическая, искусственная, вредная очень для здоровья.

— А у нас?

— А у нас из деревьев делают. Полезная, значит.

— А чем искусственная плоха?

— От нее кашляешь сильно.

— Так вы, вон, и от нашей кашляете.

— Не, я не от нее. От простуды кашляю.

— А как объясняете, что на этих вот окурочках ваш прикус?

— Не понял, гражданин следователь, чего мой?

— Прикус.

— Это как?

— А так! Вот данные экспертизы: на представленных окурках сигарет «Мальборо» оставлен характерный прикус. То есть след зубов, свидетельствующий, что у курившего один из передних зубов стоит косо или травмирован. Вот снимок вашей верхней челюсти. Его нам передали из санчасти фабрики.

— Они что хочешь за деньги передадут.

— У нас все без денег.

— Без денег — хреново. Я раз месяц жил без денег, ну, доложу вам...

— Не отвлекайтесь, Авдеев. Вот снимок вашей челюсти. Вот снимок окурков сигарет «Мальборо».

— О, здоровая какая! Такую бы сигаретину засадить.

— Это с увеличением.

— Да я один хрен такие не курю. От них кашляю.

— Но как вы объясните, что прикус на окурках соответствует конфигурации вашей верхней челюсти.

— Чего?

— Чего-чего... Ваш окурок?

— Никогда в жизни.

— А как сходство объясняете?

— Не могу знать, был сильно выпивши. Главное, закусь была хорошая! Я особенно под водку уважаю рыбу в томатном соусе и квашеную капусту. А выпили, и полный отруб. Двух баб, с которыми пил, помню. А боле ничего. Извиняюсь, конечно.

— Их перстни, ключи нашли у вас?

— Не могу знать. Может, и подбросили. У ментов это сколько хотишь.

— Не вспомните ли, Авдеев, может быть, кроме тех двух барышень, еще кто-то участвовал в вашей компании?

— Вот если честно, гражданин следователь, так какой-то свет брезжит.

— Не понял.

— Ну, вспышки такие в сознании: раз — мелькнет такое, вроде как три бабенки к нам постучались, когда мы уже сели выпивать, закусь разложили, но «довганевку» еще не раскрыли. Это не я ее из орсовского магазина взял. Словом, не я, и точка. Запишите!

— Об этом потом! Вы про трех девушек начали...

— Не, вы вначале запишите чистосердечное признание. Дескать, не он, то есть Авдеев, водку украл. А иначе разговора не получится. Мне лишнего не надо. Пил — было. Вполне возможная вещь, что трахнул Верку. Но с ее согласия, запишите. Мне без согласия бабу трахнуть сил не хватает.

— Об этом в другой раз. Вы про трех девушек...

— Каких девушек?

—А тех, что пришли к вам, когда вы уже банку с рыбой в томате открывали и выпить собрались.

— А, те... А чего про них говорить-то?

— Вспомните все подробности. Это очень важно!

— Ну, все я не помню. Значит, вспорол я банку, собрался «довганевку» по стаканам разлить. А тут, вот вспышкой помню, ироде как три бабы заходят.

— Без стука?

— А чего стучать, двери у меня завсегда открыты для хороших людей.

— А те три девушки были хорошие? Как выглядели? Во что были одеты?

— Смутно.

— Что смутно?

— Помню смутно. Вроде как зашли, на стол — пузырь коньяку. Выпить, говорят, охота. А негде и не с кем. Можно ли с нами? А чего, отвечаю, нельзя? Можно. На халяву всяк горазд. Я «довганевку» в сторону. Она никуда не уйдет: без ног. Ха-ха... А по стаканам — коньячишко дармовое. По глотку на шестерых. А они вторую на стол.

— В вашей комнате бутылок из-под коньяка не нашли.

— Не могу знать. Может, с собой бабы взяли? У нас на углу тару принимают по сто рублей за бутыль. Может, сдали.

— Может.

Вот я и думаю. А что, если те бабы какой херни в коньяк подсыпали?

— Медэкспертиза подтвердила, что пили вы водку «довганевка» и коньячный спирт.

— Во, а я что говорю?

— Но ни распространенного в таких случаях клофелина, ни других веществ, которые могли бы вызвать потерю памяти, не обнаружили в крови ни у вас, ни у ваших подруг.

— Подруг... Им знаешь, кто подруга?

Ну, вы не забывайтесь, Авдеев. Поподробнее про тех трех дам.

Да не помню я более, гражданин следователь, ни хрена. Как в тумане все. Три бабы. Модно одетые. Молодые.