Анаконда, глотающая живьем

Поговорив на эту тему еще с полчаса, Люберцева вдруг спросила:

– Может в суд на него подать? – и уставилась в пол.

Лазовского передернуло при слове «суд». Одно дело иск. Другое – уголовное производство, до которого как до Китая, поскольку в том направлении даже конь не валялся.

– Надо бы мне восстановиться на работе, а там видно будет, – продолжила Марина. – Как вы на это смотрите, Георгий Михайлович?

– Вам решать, стоит ли обжаловать увольнение, – ответил Лазовский. – Я бы, допустим, не стал, потому что работать в таких условиях… С другой стороны, насколько я понимаю, вы уволились по собственному желанию. Не так ли?

– Он меня вынудил, я не сама…

– Вот я и думаю, есть смысл. В суде придется доказывать, так ли это было на самом деле. Такова судебная практика, так устроен закон. И все же, как бы то ни было, я готов вам помочь, Марина Аркадьевна.

***

В этот же день Лазовский отправился к Непрокину.

«Прежде всего, надо решить вопрос с невыплаченной зарплатой. Поймать гада в коридоре, прижать к стенке и высказать принародно всё, что накипело…»

Однако чем ближе он был к объекту неприязни, тем глуше и тупее становилось в душе. Стоит ли портить нервы из-за копеек?

Но стоило ему подойти к ЦГБ и взяться за ручку двери, как в груди опять зазвенело, и послышался голос доктора Люберцевой:

– Наглость – второе счастье!

Георгий оглянулся. Кругом пусто. Лишь на площадке стоит внедорожник Непрокина, да ворона орет в отдалении.

«Пара, – решил Георгий. – Потому что если откладывать, то это, считай, никогда…»

Георгий вошел в ЦГБ и побрел неспешно в сторону бухгалтерии, читая вывески на дверях. Оказалось, вместо старичка Саховского лечебную работу теперь курировал некто Самохвал. Георгий не помнил человека с такой фамилией, а когда вошел в кабинет, то увидел за столом молодого человека косматой наружности, лет двадцати с небольшим.

Оказалось, старика проводили на пенсию.

Лазовский развернулся, вышел из кабинета. Коридором, в окружении студентов, плыл в очках Непрокин.

– Всё ползаешь? – ощерился тот, завидев Лазовского.

– А ты всё паришь? – нашелся Георгий. – Кому почку?! А может, сердечко по сходной цене?!

Непрокин остолбенел. Однако быстро пришел в себя и принялся бормотать, глядя по сторонам:

– Чо ты несешь? Какие почки?

Мимо сновал народ, студенты во все глаза смотрели на Главного.

– У него не все дома… – Непрокин пытался улыбаться. Но улыбка не получилась – сверкнули клыки. Он развернулся и пошел в обратную сторону.

Лазовский ворчал вслед:

– Не платит, и он же еще гундит…

На шум из кабинета вышел Самохвал. Молодежь в халатах моментом сдуло.

– Что вам здесь надо?! – разинул рот Самохвал.

Однако Георгий не удостоил его ответом. Лишь смерил взглядом с головы до ног. И направился в бухгалтерию.

Непрокин тем временем влетел к себе в кабинет, сунулся в кресло, схватился за телефонную трубку и начал тыкать кнопки. И принялся говорить о случившемся происшествии, услышав знакомый голос. Собрал всё в кучу, а под конец потребовал срочных мер. Посадить обоих, Лазовского с Люберцевой. Особенно Люберцеву.

– За что? – изумился Брызгалов. – За хищение тряпок?

– Хотя бы и так!

– Ты меня удивляешь, Ильич.

– Придумай хоть что-нибудь. Я тебя умоляю, – бормотал Непрокин. – Помнишь, как я тебя вытащил? У нас же целое дело с тобой получилось. Мы же с тобой…

– Приезжай. Будем решать…

Вот и весь разговор. Федор Ильич откинулся в спинку кресла, побежал взглядом по потолку, затем грузно поднялся. А вскоре уже сидел в кабинете Брызгалова и жаловался на жизнь.

– Представь, – пел он, заглядывая в глаза, – иду я с группой студентов, а этот бивень навстречу – и давай во всю глотку. При посторонних.

Непрокина от натуги заклинило, он покраснел, отвернулся в сторону и принялся беспрерывно чихать.

– Ну, зараза, – повторял он в перерывах, – ну погоди…

А когда его отпустило, продолжил:

– Так что вот так, Анатолий Егорович, выручай.

– Будь здоров, Федор Ильич…

– Ага, здоров, – краснея, выдавил тот из себя и вновь чихнул. – Это у меня после острова. Видать, просквозило…

Брызгалов поднял трубку, нажал клавишу переговорного устройства и произнес:

– Зайди на минутку.

Бросив трубку в гнездо, он встал из-за стола, подошел к окну и удивился. Почти что рядом – рукой достать! – тянутся к небу деревья, доносятся голоса прохожих с улицы, тогда как ему предстоит решить чужую проблему. Назвать ее своей язык не поворачивается, потому что непрокиных теперь хоть пруд пруди – не то что, допустим, в начале полицейской карьеры. Так уж получилось, что в судьбе молодого лейтенанта, Непрокин сыграл серьезную роль. Скажи он тогда в суде, что лейтенант на его глазах «окучил» рабочего парня дубинкой по шее – быть бы тому лейтенанту обычным зеком в ментовской колонии. Давно это было, а кажется, что вчера. Парень лежал на асфальте, закатив глаза и синея. Федя тогда вынул из сумки шприц, сделал инъекцию…

Щелкнула дверь, в кабинет вошел заместитель Игин – с блокнотом в руке, готовый записывать бредни и бежать хоть на край света. Особенно если это поручения особого характера.