Аналогичный мир - 4 (СИ)

Стол выдвинут и накрыт для чая. Андрей в дверях своей комнаты, загораживает её, а за столом седой, памятный ещё по лагерю…

Увидев Эркина, Андрей радостно улыбнулся.

— Во! Здравствуй, брат.

— Здравствуй, — кивнул Эркин.

Бурлаков повернулся к нему и встал.

— Здравствуйте.

Ему, улыбаясь, протягивали руку, и Эркин ответил на рукопожатие, тоже улбынулся. Но глаза его оставались встревоженными.

Вбежала Женя с чашкой.

— Эркин, садись, ты с работы, чаю…

Помедлив, Эркин кивнул.

— Да, Женя, я сейчас, — и Бурлакову: — Извините.

В прихожей он снял и повесил джинсовку, переобуваться всё-таки не стал, мало ли что, да и неудобно при таком госте в шлёпанцах, вымыл руки и вернулся в гостиную. Женя ему уже налила чаю, и он сразу, едва сев за стол, отхлебнул горячей сладкой с приятной горчинкой жидкости.

Сел к столу и Андрей.

— Вот, брат, смотри, кто приехал.

— Вижу, — ответил Эркин.

Он не знал, как спросить о самом главном: когда Бурлаков заберёт Андрея и можно ли будет им потом если не видеться, то хотя бы писать друг другу, он же только грузчик, да ещё бывший раб, а Андрей теперь не простой работяга, репатриант из угнанных, каких сотни и тысячи, а сын председателя всесильного Комитета. И спросил о другом. Но тоже важном.

— Вы получили письмо? Женя написала вам тогда, весной.

— Да, — кивнул Бурлаков. — Получил. Но я был в поле, в экспедиции и прочитал, когда вернулся.

Он видел, что Эркин не понял его слов про поле и экспедицию, но не место и не время объяснять. Парень чем-то сильно встревожен, почти напуган.

— Как на работе?

— Спасибо, — вежливо улыбнулся Эркин. — Всё в порядке, — посмотрел на Андрея и решил попробовать выяснить не впрямую, а с подходом. — Ты уроки все сделал?

— Русский весь, и физику. По биологии почитать ещё надо. А ты?

— Русский сделал, — Эркин улыбнулся Жене, успокаивая не так её, как себя: ну, раз Андрей говорит об уроках, значит, завтра он ещё здесь, а за ночь они обо всём договорятся.

Эркин пил чай и смотрел на Андрея. Будто запоминал, будто в последний раз видит. Андрей почувствовал, понял этот взгляд и сразу напрягся. Нет, гнать этого придурка к чёрту, пока, в самом деле, до ножей не дошло.

— Ну, брат, как он тебе?

— Кто? — не понял вопросы Эркин.

— А вот сидит. Четыре месяца думал, надумал и припёрся. Он, вишь ли, отец и права имеет.

— Какие права? — глухо спросил Эркин.

— А любые. Помнишь, читали?

Похолодев, Эркин кивнул. Эти статьи читали всем «Кораблём». Даже те, кто газету ни на завёртку, ни на закрутку не возьмёт, эти читали, передавая из рук в руки. Что родители ищут потерянных в войну детей, находят и забирают, что если нет документов, то по воспоминаниям, по родинкам опознают, что лучше, чем с родными, нигде и никак не будет, что родная кровь всего сильнее, а права родительские нерушимы… Словом, все тогда перепугались. Ведь половина, а то и больше приёмные, записанные, кого в угоне, а кого прямо на дороге подобрали. И не местный писака сочинил, а из столичных газет перепечатали. Это от власти, не прямой приказ, но предупреждение: готовьтесь, дескать. Они тогда решили, что им бояться особо нечего: Алиса Жене родная, кровная, он — муж Жени и в метрику Алисе отцом вписан, а от Андрея отец — по словам самого Андрея — отказался, так что… рано радовались, выходит. Не понял чего-то, значит, тогда Андрей, вот и… Заявился. Прямо, как писали, что приезжают и… с концами. И у него все права. Он — отец.

— Он твой отец, — тихо сказал Эркин.

— Ага, — неожиданно легко согласился Андрей. — А ты мне кто? — и, не дожидаясь слов Эркина, сам ответил: — Брат. Значит, и тебе он отец.

— Что-о?! — Эркин даже вскочил на ноги, сжав в кулаке ложечку.

Оторопело посмотрел на Бурлакова, снова на Андрея. И Андрей, увидев, как медленно исподволь темнеет и тяжелеет лицо Эркина, решил, что игра сделана и надо добивать.

— Что? — он издевательски улыбнулся Бурлакову. — Замандражировал, профессор?

К его удивлению, Бурлаков радостно улыбнулся. Андрей понял, что опять прокололся, не то слово выпустил, и решил быстренько поправиться, да и фразу надо закончить.

— Отказываешься?

— И не думаю, — рассмеялся Бурлаков. — Ни мандражировать, ни отказываться не буду. Твой брат — мне сын.

— Так что, папаня это твой теперь, Эркин, — нарочито заржал Андрей. — Люби и почитай.

Звякнув, упали на стол обломки ложечки. Медленно, как-то деревянно, Эркин повернулся и вышел из гостиной. В наступившей тишине было слышно, как хлопнула дверь спальни. Андрей растерянно посмотрел на Бурлакова, на Женю.

— Чего это он?

Бурлаков не понял, из-за чего сорвался Эркин, что это за разговоры о родительских правах, но что произошло нечто резко, а может, и непоправимо изменившее ситуацию, это-то он понял.

Женя сорвалась со стула и выбежала. Снова хлопнула дверь спальни.

Андрей уже не улыбался. На глазах Бурлакова играющий, придуривающийся мальчишка стал настоящим битым опытным блатарём. Он видел таких. И в Сопротивлении, и раньше, в экспедициях.

В гостиную вошла Женя, бледная, с тёмными глазами на пол-лица.

— Иди к нему. Он лежит и плачет.