Анархия

В ее глазах что-то мелькнуло, несколько притушив недавнее возбуждение. Это что-то она быстро загнала внутрь, заставив себя говорить с прежней веселостью, что удалось ей лишь частично.

– Понятно. А что будет во второй части?

– Идем, – сказал я, беря ее за руку.

Пройдя несколько шагов, я разжал пальцы, удивляясь своему порыву. Пленителям не пристало ходить за руку с пленными, какие бы приятные чувства это ни вызывало.

Грейс молча шла за мной. Мы протискивались между листвой, пробирались сквозь кустарники. Потом растительность отступила. Мы достигли вершины холма. Футах в двадцати он круто обрывался вниз. Как я и предполагал, Грейс тихо вскрикнула от изумления.

Мы добрались до самой высокой точки местности. Отсюда открывался такой вид, что буквально дух захватывало. Вниз уходили ярусы леса, достигая подножия. Лес тянулся и дальше, надежно скрывая Блэкуинг. Силуэт башни, конечно же, просматривался. Были и другие признаки лагеря: редкие мелькавшие огоньки. Но разглядеть их мог лишь человек с острым зрением. А вот огни Грейстоуна, находящегося к востоку от нас, были гораздо заметнее. По части маскировки лагерь Грейс сильно проигрывал Блэкуингу.

– Надо же, – прошептала Грейс, останавливаясь возле края обрыва.

Я тоже подошел, встав чуть поодаль. Ее глаза были распахнуты в немом изумлении. Взгляд Грейс путешествовал по окрестным просторам.

Она пыталась найти Блэкуинг и нашла. Я это заметил. Затем ее глаза переместились в сторону остатков города и ближайших пригородов, большинство которых были полностью разрушены еще в те дни, когда рушилась сама прежняя цивилизация. Прищурившись, Грейс искала признаки других лагерей: Кримсона, Уэтланда и остальных. Потом она болезненно поморщилась, остановив взгляд на Грейстоуне. Похоже, Грейс жила там всю свою сознательную жизнь.

С кем разлучил ее плен? Я впервые задумался об этом. Кто у нее остался в Грейстоуне? Родные? Друзья? Может, у нее был парень? Чего вообще она лишилась, попав к нам? В душе зашевелилось чувство вины. Грейс больше не улыбалась. Она безотрывно смотрела в сторону Грейстоуна. Я подошел к ней, осторожно взял ее за руку и повел к большому камню. Я часто сиживал на нем, разглядывая мир, в котором мы все оказались после катастрофы.

Грейс села рядом. Темнота мешала видеть черты ее лица, но я чувствовал: ей стало грустно. Меня охватила досада. Надо же: хотел сделать приятное, а получилось, лишь испортил ей настроение. Я был готов сказать любую глупость, только бы нарушить тягостное молчание, однако Грейс заговорила первой:

– Ты помнишь ту, прежнюю жизнь?

Она по-прежнему смотрела в сторону Грейстоуна, не замечая, как ветер играет прядками ее волос. Лицо у нее оставалось серьезным.

– Помню, – сказал я, поскольку действительно помнил.

Грейс не отвечала. Тогда я спросил ее:

– А ты?

Грейс плотно сжала губы, покачав головой. Только теперь ее взгляд оторвался от Грейстоуна и переместился к развалинам города. Отсюда даже в темноте были видны воронки шириной в полсотни футов, покосившиеся остовы зданий и обломки жизни прежнего общества. Впечатляющая картина некогда существовавшего мира. Его почти целиком уничтожили, когда нам с Грейс не было и пяти.

– Знаешь, это совсем неплохо, – сказал я.

Очень часто я хотел, чтобы и в моей памяти не осталось страшных картин рвущихся бомб, пожаров, обезумевших от страха людей, торопившихся покинуть свои дома. И чтобы в ушах не застряли эти многоголосые отчаянные крики и вопли. Я резко тряхнул головой, прогоняя воспоминания.

– Жаль, что я ничего не помню, – призналась Грейс. – Хочется знать, как все было устроено, пока мир не развалился на куски.

– Может, это и к лучшему. Нет памяти о прежней жизни, нет и тоски по ней.

Грейс задумалась над моими словами.

– Что ты сумел запомнить? – допытывалась она, наконец-то повернувшись ко мне.

С тех самых пор, как мы оказались здесь, я смотрел только на нее. Грейс это заметила, удивившись моему пристальному вниманию. О чем же ей рассказать? Пока я решал, моя рука вдруг протянулась и откинула за уши Грейс несколько прядок волос. Это удивило ее еще сильнее, однако она не вздрогнула и не отодвинулась.

Я решил поделиться счастливыми воспоминаниями, хранившимися в мозгу, но мне было трудно обособить их от наползающей тьмы. От кошмаров, угрожавших подмять под себя даже немногие светлые пятна былой жизни.

«Бежим, Хейден! Бежим со всех ног!»

Я сжал кулак, так что ногти впились в ладонь, стараясь удержаться на тонкой кромке жутких воспоминаний. Я и так без конца возвращался к ним. Нет, об этом я ей ни за что не расскажу.

– Я помню… играл с пластмассовыми автомобильчиками. Гонял их по дорожкам. Летом ел мороженое, а родители пытались приобщить меня к спортивным играм. Еще помню… меня водили в зоопарк, показывали зверей, которых до этого я видел только в книжках… Вот такая чепуха запомнилась.

Мне вдруг стало неловко, что я делюсь воспоминаниями. Я заморгал, разгоняя дымку, застлавшую глаза. Я старательно выбирал воспоминания, где не было людей, падающих замертво вокруг меня.