Собравшись с силами, она надавила кнопку электрического звонка. Долго никто не показывался на дворе. Наконец, из-за угла дома появился дворник и спросил, не отпирая решетки:
— Вам чего?
— Мне нужно видеть графа! — ответила Аня.
— Графа нет дома, — сказал дворник.
— Не может быть! Я знаю, что он дома! — твердо произнесла Аня, сама удивленная этой твердостью.
— Дома или не дома, а видеть его нельзя! — стоял на своем дворник.
— Меня он примет… Он знает меня. Я дочь Андрея Владимировича Синицына.
— Синицына мы знаем, — ответил дворник. — Ну, подождите, я доложу секретарю.
Он подошел к блиндажу, и по его походке было видно, что он все еще колеблется.
Аня с волнением смотрела на его удалявшуюся фигуру. Он позвонил и скрылся за отворившейся и вновь захлопнувшейся дверью.
Аня прислонилась к решетке; у нее подгибались ноги и кровь, как молотом, била в виски.
«Я не могу», — билась в ее голове неотвязная мысль. В ушах стоял звон.
Прошло довольно продолжительное время, когда, наконец, появился дворник, а за ним незнакомый Ане господин, тревожно посматривающий по сторонам.
— Граф нездоров и не может вас принять, — сказал он. — Будьте любезны передать мне, что вам угодно.
— Скажите графу, что я непременно хочу его видеть, — ответила Аня. — Он знает, что мои родные уехали за границу. Я пришла… — она запнулась, — искать у него помощи…
— Право, я не знаю… Откровенно говоря, граф никак не ожидал вашего визита.
— Я вас очень прошу передать ему мою просьбу!
Аня уже не могла сдерживать рвавшегося наружу волнения, и ее расстроенный вид смягчил секретаря.
— Хорошо, я доложу графу, — сказал он. — Прошу вас еще подождать несколько минут.
Он скрылся в блиндаж, оставив Аню под наблюдением дворника.
Впрочем, ждать теперь пришлось недолго: секретарь снова вышел к Ане и на этот раз подошел к ней более решительно.
— У вас нет оружия? — спросил он.
— Нет, — твердо ответила Аня и побледнела: секретарь вынул из кармана предохранитель от бомб.
Он открыл его и пытливо уставился на стрелку. Но стрелка не пришла в движение.
— Пожалуйте, — сказал он. — Дворник, открой калитку!
Железные петли заскрипели, открыв перед Аней свободный проход.
XXI
Жертва
Блиндаж представлял из себя небольшую, но удобно устроенную квартиру. Стены, потолок и пол были обшиты деревом, везде были ковры. Граф, устраивая свое подземное обиталище, позаботился о комфорте.
Аня, чуть не задыхаясь от мучительного сердцебиения, спустилась по лестнице вслед за секретарем и вошла в небольшую переднюю, в которой были две двери, закрытые драпировками. За одной из этих драпировок раздался глухой кашель, и Аня поняла, что там граф.
Она чувствовала себя, как может себя чувствовать человек, вошедший на эшафот и готовящийся к казни. Спазма сжимала ее горло. Но странно, она совершенно утратила теперь чувство страха; она не боялась, что ее могут заподозрить даже и теперь, не боялась за собственную судьбу. Ее жизнь, ее мечты — все осталось позади, далеко и здесь, в земле, Аня чувствовала себя уже наполовину мертвой.
— Подождите здесь, пока я доложу о вас графу, — сказал ей секретарь и скрылся за драпировкой.
Аня села на стул.
За драпировкой раздались два голоса, говорившие шепотом, и Ане удалось разобрать только недовольное и нервное замечание графа:
— Я не понимаю, чего ей от меня нужно?
«Ты узнаешь это скоро», — мелькнула у нее мысль, тотчас же пропавшая в охватившем ее нервном оцепенении.
— Пожалуйте, вас просят, — доложил секретарь, полуоткрыв драпировку.
Аня порывисто поднялась со стула.
Таким движением бросаются в пропасть люди.
«Конец!» — ударила ей в голову мысль.
Ей сразу стало холодно. Бледная, как полотно, она шагнула за драпировку, откинув ее рукой, и эта драпировка упала за нею, отделив ее от жизни и всего мира.
В кабинете, где царил полусумрак, на темном фоне ковров, которыми были окутаны стены, Ане прежде всего бросилось в глаза лицо графа, полное и обрюзгшее старческое лицо, похожее здесь на гипсовую маску.
Граф сидел за письменным столом, одетый в домашнюю тужурку и, слегка приподнявшись, любезным движением протянул к Ане обе руки.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, — проговорил он. — Лучше поздно, чем никогда. Душевно рад и за вас, и за вашего батюшку.
Он протянул ей руку, и Аня подала ему свою, холодную, как лед.
— Садитесь! — указал ей граф на свободный стул.
Аня села. Их разделял стол, массивное сооружение, заставленное различными безделушками и огромной бронзовой чернильницей, на крышке которой стоял серебряный Минин.
Из-за стола виднелось только туловище графа, который сидел, откинувшись на спинку кресла, и внимательно смотрел на Аню.
Аня чувствовала, что, если она сделает резкое движение, граф немедленно поднимется и закричит или схватит револьвер, дуло которого блестело на столе.
Аня машинально измерила взглядом расстояние, отделявшее ее от графа. У нее созрел план: она быстро встанет со стула, заставив подняться и графа, и бросит бомбу, чтобы та ударилась о мраморную подставку чернильницы.
Погибнут тогда и она и граф.
Несколько секунд длилось неловкое молчание. Его прервал граф: