Анархисты будущего. (Москва через 20 лет)

— Видел я ее, когда вы еще на Арбате обретались, — беззаботно отказался Пронский. — Ничто на меня не подействовало. Я после этого дьявольского похода лучше посижу и выкурю папиросу.

Он решительно направился к скамьям.

— А я бы побывал, — сказал Александр Васильевич. На него, как на нервного человека, действовала эта мистически-таинственная обстановка, вся эта бутафория, предназначенная влиять на воображение, а не на ум.

— Пойдемте, — сказал проводник.

Проходом, между скамьями, они направились к алтарю. Проходя мимо демона, Александр Васильевич невольно вздрогнул и остановился. Он где-то видел это тонкое, тоже словно высеченное из камня, но живое, полное холодной иронии и равнодушной злобы лицо.

— Вы знаете его? — тихо спросил проводник, заметивший и понявший это движение. — Это — Дикгоф. Лицо вылеплено с него. Прежде он был убежденным демонистом, но теперь атеист. Сегодня он будет здесь.

— Да, да! Я видел его… я знаю… — пробормотал Александр Васильевич.

Яркое, больное воспоминание об Ане обожгло его. Этот человек подчинил ее своей воле. Он ненавидел его, но вместе с тем невольно чувствовал его нравственную силу, его превосходство над собой.

«Демон!» — подумал он.

Они миновали алтарь и через боковую дверь прошли в небольшую комнату, тоже всю черную, с потолком в виде свода. Здесь не было никого. Посреди комнаты стоял черный табурет. Повешенный в куполе свода круглый желтый фонарь бросал странное освещение на черный холод стен и казалось, что по всей комнате ходят смутные волны сумрака, прозрачного, как легкий дым.

— Сегодня у нас нет священника, — сказал проводник, — но если вы хотите испытать демоническую силу, садитесь на табурет и думайте о том, кого хотите увидеть, смотря прямо перед собой. Старайтесь настроить себя так, чтобы ваше желание было мучительно и непреклонно, чтобы оно овладело вами, чтобы вы жили одним этим чувством, — и вы увидите чудеса. Я оставлю вас.

Он зажег на маленькой черненькой полочке ладан в черной курильнице и вышел, затворив за собой дверь.

Со странным чувством недоверия и волнения Александр Васильевич сел на табурет и устремил взгляд на курильницу. Легкий сизый дымок вился оттуда, наполняя воздух запахом ладана и каких-то одуряющих духов, от которых слегка кружилась голова.

В комнате была могильная тишина.

— Хочу видеть Аню! — сказал сам себе Александр Васильевич. — Хочу видеть Аню!

Легкий звон в ушах. Сизые волны стелятся по всей комнате и точно качают его. Кружится голова.

— Хочу видеть Аню!

На этой мысли он напряг всю силу воли. Состояние самогипноза, самовнушения овладевало им все более и более, а сознание действительности как будто уплывало куда- то вместе с качающимися сизыми волнами, становилось неощутительным, туманным. Он как будто бы раздвоился, смотрел на самого себя со стороны, видел свое лицо, фигуру, сжатые на коленях руки.

— Хочу видеть Аню!

Туман заслоняет зрение. Желтый, светлый туман. И в нем белыми, блестящими звездами падают искры. Слышен легкий и глухой стук, ритмически правильный и однообразный.

Начинают мигать огоньки. Голубовато-бледные огоньки, словно слабые электрические искры. Туман рассеивается, раскрывается, точно занавес. Серые стены тюрьмы. Железная койка. Фигура человека в арестантском халате. Женщина. Белый платок сбился с головы, и золотистые волосы непослушными прядями сползли на лицо и плечи. Глаза смотрят вперед безумно и неподвижно. И шевелятся губы, словно она говорит с ним, хочет сказать ему про свои страдания…

Вот она схватила себя за голову и дрожит от рыданий… Протягивает к нему руки…

— Аня!

С безумным криком бросился он к ней, и все пропало, все скрылось, и тяжелый холод забытья покрыл его сознание.

IX

Раскол

Александр Васильевич очнулся от гула голосов, проникавших в комнату сквозь запертые двери. Еще полный трепета от охватившего его острого чувства горя, сознания своего бессилия и желания броситься к ней на помощь, он сразу понял действительность. Этот гул голосов звал его, ободрял, будил энергию.

Там, в этой шумевшей толпе, он мог, наконец, найти помощь. Эта стихия-толпа могла вынести его из безнадежности и отчаяния в светлый мир радости и покоя.

Он встал и бросился в дверям.

Странная картина представилась ему, когда он раскрыл дверь и откинул драпировку: все помещение было запружено людьми. По стенам горели зеленые фонари, и лица собравшихся людей казались бледными, как лица мертвецов. И у этих мертвецов ярким возбуждением горели глаза.

Толпа кипела и волновалась, мешая говорить оратору, стоявшему на кафедре.

Это было столкновение двух течений, двух вихрей, которые образуют водоворот, образуют бурю…

Какой-то совершенно незнакомый человек схватил Александра Васильевича за плечо.

— Слушайте, — вскрикнул он, — анархисты хотят воспользоваться нами, как рабочей силой, чтобы потом торжествовать победу! Разве может при таких условиях существовать свободный блок?

Он принимал и Александра Васильевича за социалиста-революционера.