Можно ли придумать более худшее обвинение против патриотизма, чем этот случай, когда человека ни с того, ни с сего объявили преступником, посадили в тюрьму и отняли у него все плоды 15–летней верной безупречной службы? Бувальда отдал своему отечеству лучшие годы своей жизни и своей юности. Но все это считалось ни во что. Патриотизм неумолим, и, как все ненасытные чудовища, он требует или все, или ничего. Он не допускает, что солдат в то же время может быть человеком, который имеет право на свои мнения и чувства, право на свои наклонности и идеи. Патриотизм не позволяет этого. Таков урок, который Бувальда должен был теперь выучить – он выучил его дорогой ценой, но не без пользы для себя. Когда его выпустили на свободу, он потерял свое положение в армии, но за то получил право на самоуважение. Для этого стоит отбыть 3 года тюремного заключения! Один писатель, говоря о милитаризме в Америке, в своей последней статье рассуждает о власти военных над гражданским населением в Германии. Между прочим, он говорит, что, если наша республика не имеет никакой другой цели, кроме гарантирования всем гражданам равных прав, то она уже одним этим оправдывает свое существование. Я убеждена, что писатель не был в Колорадо во время патриотического режима генерала Белля. Он, вероятно, переменил бы свое мнение, если бы видел, как во имя патриотизма и республики людей бросали в клетки для скота, тащили, прогоняли через границу и подвергали всяческим оскорблениям и унижениям. Этот инцидент в Колорадо не является единичным в процессе роста военной власти в Соединенных Штатах. Не проходит ни одной стачки, где войска и милиция не явились бы на помощь администрации, и где они не действовали бы так же высокомерно и грубо, как солдаты кайзера. Кроме того, мы имеем так называемый военный закон Дика. Разве писатель забыл об этом?
С нашими писателями вообще происходит постоянное несчастье, – они или совершенно ничего не знают о текущих событиях, или по недостатку честности не желают говорить о неудобных для них предметах. Военный закон Дика был быстро проведен через Конгресс, дебатов при этом почти не было, и еще меньше было об этом сообщений в газетах, – этот закон дает президенту право обратить каждого мирного гражданина в кровожадного убийцу; на словах это предполагается делать ради защиты страны, а на деле ради охраны интересов той партии, представителем которой является президент.
Наш писатель заявляет, что милитаризм никогда не может сделаться в Америке такой силой, как заграницей, потому что военная служба у нас основана на добровольном принципе, а там на принуждении. Но он при этом забывает два важных факта. Во–первых, воинская повинность вызвала в Европе среди всех классов общества глубокую ненависть к милитаризму. Тысячи молодых солдат попадают в армию, протестуя против этого, и очутившись в армии, они прибегают ко всевозможным способам, чтобы дезертировать. Во–вторых, именно принудительность военной службы и создала антимилитаристское движение, которого европейские державы боятся больше, чем чего бы то ни было. Понятно, что милитаризм есть сильнейший оплот капитализма. Как только милитаризм ослабеет, капитализм неизбежно пошатнется. Правда, мы в Америке не имеем всеобщей воинской повинности; это значит, что наши мужчины обыкновенно не принуждаются вступать в армию, но зато мы развили другую, еще более суровую и требовательную силу, – это необходимость. Разве не правда, что во время промышленного застоя количество вступающих в армию, увеличивается в колоссальной степени! Военная профессия, может быть, не очень выгодна и почтенна, но все–таки это лучше, чем бродить по стране в поисках работы, или стоять в очереди за хлебом, или спать в муниципальных ночлежках. Кроме того, это все–таки значит 13 долларов в месяц, еда три раза в день и место, где можно спать. Но даже необходимость не является достаточно сильным фактором, чтобы соблазнить в армию людей сильных и с характером. Не удивительно, что наши военные власти жалуются на «плохой материал», попадающий в армию и флот. Это признание чрезвычайно приятный признак, который показывает, что в среднем американце есть еще достаточно духа независимости и любви к свободе, чтобы рискнуть скорее голоданием, чем согласиться напялить на себя военный мундир.
Мыслящие мужчины и женщины во всем мире начинают понимать, что патриотизм есть слишком узкая и ограниченная идея, чтобы отвечать всем потребностям нашего времени. Централизация власти вызвала чувство международной солидарности среди придавленных наций мира, солидарности, которая представляет большую гармонию интересов между американским рабочим и его товарищем за границей, чем между американским углекопом и его эксплуатирующим согражданином; солидарности, которая не боится иностранного вторжения, потому что это приведет всех рабочих к моменту, когда они скажут своим хозяевам: «ступайте и делайте ваше дело убийства. Мы делали это слишком долго для вас».