13 октября 1909 года сердце Феррера, такого смелого, такого стойкого, такого преданного, остановилось. Бедные дураки! Едва утих последний мучительный удар этого сердца, как оно забилось стократно в сердцах всего цивилизованного мира, пока не переросло в страшный гром, обрушивая свое проклятие на зачинщиков черного преступления. Убийцы в черных одеждах и с благочестивыми минами, под суд!
Участвовал ли Франсиско Феррер в антивоенном восстании? Согласно первому обвинительному заключению, опубликованному в католической газете в Мадриде и подписанному епископом и всеми прелатами Барселоны, его даже не обвиняли в участии. Обвинение сводилось к тому, что Франсиско Феррер был виновен в организации безбожных школ и распространении безбожной литературы. Но в XX веке людей нельзя сжигать только за их безбожную веру. Требовалось придумать что-то еще, отсюда и обвинение в подстрекательстве к восстанию.
Ни в одном изученном до сих пор достоверном источнике не было найдено ни единого доказательства, связывающего Феррера с восстанием. Но в тот момент власти не хотели принимать и не принимали никаких доказательств. Конечно, было семьдесят два свидетеля, но их показания записаны. Они никогда не сталкивались с Феррером, а он с ними.
Возможно ли психологически, чтобы Феррер участвовал? Я так не думаю, и вот мои резоны. Франсиско Феррер был не только великим учителем, но и, несомненно, замечательным организатором. За восемь лет, с 1901 по 1909 год, он организовал в Испании сто девять школ, помимо того что побудил либеральные элементы своей страны организовать еще триста восемь школ. В связи со своей школьной работой Феррер оборудовал современную типографию, организовал штат переводчиков и распространил сто пятьдесят тысяч экземпляров современных научных и социологических работ, не говоря уже о большом количестве рационалистических учебников. Наверняка никому, кроме самого методичного и умелого организатора, не под силу совершить такой подвиг.
С другой стороны, совершенно доказано, что антивоенное восстание отнюдь не было организовано, что оно стало неожиданностью для самих горожан, как и множество революционных волн в прежние времена. Жители Барселоны, например, контролировали город в течение четырех дней, и, по словам туристов, большего порядка и спокойствия никогда не наблюдалось. Конечно, жители оказались настолько мало подготовлены, что, когда пришло время, не знали, что делать. В этом отношении они были похожи на парижан во время Коммуны 1871 года. Те тоже оказались не готовы. Голодные, они охраняли склады, до краев забитые провизией. Они поставили часовых для охраны Банка Франции, где буржуазия хранила украденные деньги. Рабочие Барселоны тоже охраняли добычу своих хозяев.
Как жалка глупость обездоленного, как ужасно трагична! Но разве его оковы не впились в его плоть настолько глубоко, что он не разорвал бы их, даже если бы мог? Боязнь власти, закона, частной собственности, стократно выжженная клеймом в его душе, – как же сбросить ее без подготовки, вдруг?
Может ли кто-нибудь хотя бы предположить, что такой человек, как Феррер, присоединится к такому спонтанному, неорганизованному делу? Разве он не понимал, что оно приведет к поражению, к сокрушительному поражению народа? И не вероятнее ли, что если бы он принял участие, то, как опытный предприниматель, тщательно организовал бы покушение? Если бы отсутствовали все другие доказательства, одного этого фактора было бы достаточно, чтобы оправдать Франсиско Феррера. Но есть и другие, не менее убедительные.
В самый день вспышки, 25 июля, Феррер созвал конференцию своих учителей и членов Лиги рационального образования. Он должен был рассмотреть план работы на осень и, в частности, публикацию великой книги Элизе Реклю «Человек и земля», а также «Великой французской революции» Петра Кропоткина. Насколько вероятна возможность, что Феррер, зная о восстании и будучи его участником, хладнокровно пригласил бы своих друзей и коллег в Барселону на тот день, понимая, что их жизни будет угрожать опасность? Наверняка только преступный, порочный ум иезуита мог поверить в такое преднамеренное убийство.
Франсиско Феррер составил план своей жизни, у него было все, что он мог потерять, и ничего, кроме разорения и бедствия, если бы он оказал помощь мятежу. Не то чтобы он сомневался в справедливости народного гнева, но его работа, его надежда, сама его натура преследовали другую цель.
Напрасны отчаянные усилия католической церкви, ее ложь, фальшь, клевета. Пробужденная человеческая совесть осуждает ее за то, что она снова повторила гнусные преступления прошлого.