Анархо

— Пусть расскажет, что да как. Пусть все расклады выложит. К тому же, это чучело может стать самым настоящим пугалом. Никто не захочет вот так же, — мелко кивнул он на расплывшегося кровавыми соплями пленника.

— Никто не будет бояться, если мы не прикончим этого урода!

— Если мы его прикончим, никто не расскажет, что бояться надо! Мы же устроили маскарад, все подумают, что мы из ментовских. Кто там смотрел на то, что это значки из детского набора? Подумают, мелкого барышу слили ментам для статистики, да и всё.

— Я не знаю… — со всей не вышедшей злобой и горем ударил Лидс отсыревшую стену. — А тебе это зачем надо?

— Ну, у меня, так-то, сын растёт… А ты, действительно, просто хотел потешиться, так называемым возмездием? — горько усмехнулся Барбер. — Ты же не мелочный человек, Миша.

— Я вообще мало кому кажусь человеком… — фыркнул Лидс и тяжёлой поступью направился к пленнику. Кивнул Шарику, нехотя изобразил пальцами ножницы, намекая, чтобы тот перерезал пластиковый хомут.

Кистевые кости под ударами кирпича песнью чистой несмазанной боли жамкались под кожей. Громко… Влажно… Лидсу даже чудилось, что эти звуки вполне чётко пробивались сквозь истошный, вскоре потухший вместе с чужим сознанием, вопль. Застилали его, впечатывались в купированное злобой восприятие. Сначала пела левая рука, потом правая… Лидс хорошо знал анатомию. Знал, как делать больно. Терпеливо ждал, когда пленник придёт в себя, а децибелы крика сначала вновь вспорют пространство, а после снизятся до вменяемых. Терпел. Рассматривал искалеченное лицо в деталях. Находил в вязких от крови волосах причудливый орнамент. В искаженном побоями лице безумную задумку прогрессивного абстракционизма.

После схватил жертву за уши, притянул почти вплотную к собственному, сокрытому маской лицу.

— Слушай и запоминай, ублюдок! — шипел вкрадчиво, уставившись прямо в испуганные до безумия глаза. — Если я или мои товарищи ещё раз увидим тебя с дурью — ты труп! И передай всем своим «коллегам», что с ними будет то же самое. И ещё… Если ты сейчас не расскажешь всё-всё-всё о той дряни, что ты задвигаешь школоте… О том, где и по чём берёшь, кто поставляет и откуда… Кто конкретно в нашем районе ваш сраный бизнес крышует и вообще… Не выложишь всё, что только есть за твоей поганой душонкой — ты покойник…

* * *

Светлое пиво мелкими глотками стремилось внутрь, поднимаясь вверх мягкой прохладой, мало-помалу, успокаивающей гудящую голову. Полупустой спортбар располагал к тому, чтобы, в окружении дерева столов и лакированного камня стен, привести то и дело сбивающийся с ритма маховик собственного разума в нормальный темп мысли. Никаких сломанных рук, продавших брату билет на тот свет… Никаких порывов вернуться и добить мерзавца… Никаких сожалений и стенаний о прошлом, настоящем и вероятном будущем… Просто пиво. Просто немые экраны, с трансляцией чемпионата Италии. Просто плечо верного товарища рядом.

Мелкий барыга Марк остался за городом. Вероятно, после, собравшись с силами, поплёлся на трассу и пробовал размахивать переломанными руками, в надежде остановить попутку. Шарик уехал развозить свои пивные кеги. Что ж, работа… Бэкхем опять заверялся к какой-то девице. Молодо, горячо… Так, как и должно быть. Остался лишь Барбер, и то по делу. Остался бы рядом, если бы дел не было — этого Лидс знать не хотел. Достаточно и того, что есть. А думать категорией «если» — занятие бесполезное и даже губительное.

— Во сколько завтра похороны? — нарушил протяжное молчание Барбер, жестом указав заскучавшему официанту повторить пару пива.

— В десять. Но, я, наверное, не пойду, — уставившись в блюдце с фисташками, без выражения пробормотал Лидс.

— Чего так?

— Мать не хочет. Думает — из-за меня всё это.

— С чего это, вдруг?

— Спроси у неё! — фыркнул Лидс.

— Не, я обойдусь, — открестился Барбер. — Ты сегодня так же у меня останешься?

— А можно?

— Да, без проблем. Я своих в Абхазию отправил. Ещё две недели там откисать будут. Так что, пока чувствуй себя как дома. Ну, а потом надо будет что-нибудь придумать.

— Надо, — обречённо кивнул Лидс. — Не знаешь, комнату никто по дешёвке не сдаёт?

— Нет, не знаю. Глянь на досках объявлений в ВУЗах.

— Гляну, как время будет. Ты не боишься домашних самих на море отпускать? — сменил Лидс тему.

— А чего мне бояться? — искренне удивился Барбер.

— Ну, ребёнок маленький, жена молодая…

— За ребёнком моя следит лучше, чем ФСБ за оппозицией. А насчёт молодой… Знаешь, Миша, — как-то по особому, даже с каким-то отблеском тоски взглянул он в пустоту перед собой, — если чему-то суждено быть — оно будет. Мне кажется, нельзя удержать то, что уже расползается на части.

— А у тебя расползается?

— Я не знаю. Вижу, что что-то не так, но не понимаю что именно. Это неуловимое, в воздухе висит, но для понимания невозможное. Так паскудно всё это…

— Что паскудно? — прервал его излияния знакомый бархатный баритон.