Анастасия

– То так, – отозвался Маскевич-старший, протягивая руку к стакану с настойкой.

– Тогда расскажи мне, что за судьбу ты приготовил для своего хлопца?

– Сейчас он еще очень молод, ему нужно найти дело по душе, после моей смерти ему достанется это имение. – Пан Маскевич встал и стал расхаживать по комнате: от бюро, покрытого зеленым сукном, до высокой резной двери.

– А что с женитьбой? Когда думаешь его образумить?

– Я никогда не выбирал что-либо за него. Мне нравится твоя дочурка, я был бы очень рад, если б он попал в такие симпатичные руки, – пошутил пан. – Я прежде с ним поговорю. Расспрошу его обо всем, знаю, что он собирался возвращаться в город, но что и зачем, не знаю.

– Ладно, давай выпьем за детей наших. При любом исходе, чтоб они были счастливы, – и пан, чокнувшись, опрокинул рюмку. – Хорошая настойка.

– Ах, старая ключница еще делала.

– Разреши тебя оставить, хочу еще вдоволь наболтаться с твоей женушкой, перед отъездом, может она скажет мне что-то более путное. Успокоит старика, – ухмыляясь, сказал Пилсудский, поднялся и поставил рюмку на столик, рядом с бутылкой.

– Так изволь, коли не шутишь, – рассмеялся его собеседник, отворив ему дверь.

– Дженькую.¹³

И гость направился по небольшому коридору, завешанному портьерами, который вел из кабинета в гостиную. А пан Маскевич заперся в кабинете, открыл первую попавшуюся в руки книгу, перед этим устроившись поудобней в кожаном кресле, и стал мечтать о будущности единственного сына.

В коридоре было еще несколько дверей, одна из который вела на кухню и лестница, ведущая на второй этаж. Откуда как раз спускалась Настася, услышав зов Берты. Пан Пулсудский обрадовался такой встрече, и, когда они поравнялись, остановившись, поприветствовал ее, кивнув и заложив руки за спину. Настася тоже поприветствовала его, но не успела поклониться, как он уже возмутился:

– А что ты мне не кланяешься, миленькая? Аль не уважаешь меня?

– Что вы? Уважаю, конечно, не сомневайтесь, – растерянно произнесла она.

– Так значит нравлюсь я тебе, – шагая к ней навстречу, захотел уточнить он.

Настася попятилась назад, не зная, что ответить.

– Пан, я право…

– Ну не увиливай, скажи, служаночка, ты же меня не боишься? – продолжая наступать, настаивал пан и начал уже тянуть руки к ее талии. Похмельный и сигаретный запах уже стал ощущаться и еще больше встревожил и без того недоумевающую девушку. Он прижал ее к стене, постоянно кряхтя.

Но вдруг дверь из гостиной отворилась, Ян вернулся с прогулки и хотел направиться в свою комнату. Увидев эту картину, он нахмурился, жилка запульсировала у него на виске. Он твердо и быстро зашагал вперед:

– Не распускайте руки, пан, – резко обратился Ян к Пилсудскому, когда тот уже успел отойти от напуганной Настаси. Маскевич убрал руки за спину, чтобы сдержаться. Панство ведь не устраивает драк, их учат дипломатии.

– Да что ты, дорогой, я ни-ни. Это ж пустяки, шалости, – лукаво и кисло улыбаясь и ничуть не смущаясь, ответил он и направился в сторону гостиной. Он подумал, что Ян имеет связь со служанкой и решил уступить такую мелочь, добавив вслед:

– А у тебя губа не дура.

– Оставьте, – презрительно возразил молодой пан громким хриплым голосом, он был в секунде от того, чтобы вызвать старого развратника на дуэль. А тот почувствовал это и поспешил скрыться за дверью. Проскальзывая в дверь, он усмехнулся: «Кто стреляются из-за служанки, это смешно!»

Ян был еще взбешен и, не поднимая глаз, приказал Настасье принести таз с водой на задний двор, чтобы он умылся. Настася была поражена, ей казалось, что Ян злиться на нее. Он сам вышел на улицу, не дожидаясь Настаси, снял картуз, расстегнул рубашку и уставился на голубя, полоскавшегося в лужице. Разозлился ли он на пана, потому что не ожидал, что тот окажется старым развратником. Или потому что Настася оказалась под угрозой. Он представил на ее месте другую служанку и понял, что тогда бы он просто сконфузился и прошел бы мимо. Панская кровь давала право ему ставить себя выше прислуги, так он и пытался делать. Да и он слышал столько историй от друзей-гимназистов об отношениях с горничными. Поэтому у него выработалось отвращение к подобного рода отношениям в отношении себя, и полное безразличие – в отношении других. Но Настася была другой, он ведь знал ее с детства. Здесь все было иначе.

Настася вынесла железный таз, большой кувшин с водой и полотенце. Теперь она выглядела растеряно:

– спасибо, Ян, – решилась вымолвить она, пока лила воду из кувшина ему на руки.