Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Как же выразить эти идеалы «гениального художника», обойдя его веру, его главное творение «Троицу»? И каковы эти идеалы? Ведь как ни старайся, а не обойдешь того главного, что есть в «Троице», «единой и нераздельной», животворящей, являющейся краеугольным камнем православной веры.

К пониманию этого смысла и шел Андрей Тарковский, а вместе с ним и Анатолий. Путь им предстоял тернистый. Когда сценарий приняли, надо было пройти и период съемок – ведь съемочный материал просматривали надсмотрщики со студии, вмешиваясь в творческий процесс. Затем шла приемка после монтажа фильма, опять сыпались замечания и «поправки». Потом шла сдача фильма в Госкино, опять надо было отстаивать свою позицию, получать удары, иногда прямо в сердце. Поэтому Андрей Арсеньевич, когда его спрашивали: «А что ты хотел сказать вот этим эпизодом? Этим кадром? Фильмом?» или отмалчивался, или говорил: «Смотрите на экран. Там все сказано». Надо было иметь сильный характер, волю, понимание того, что ты занят ответственным, серьезным делом, творчеством, нужным и твоей душе, и твоему народу, чтобы выстоять, пройти до конца по избранному пути.

Слава Богу, у Тарковского эти качества были, а актер, которого он выбрал на главную роль, был готов к самопожертвованию. И это режиссер увидел, потому и выбрал Анатолия на главную роль.

То, что о Рублеве было мало известно, развязывало руки режиссеру, давая широкий простор для творческого осмысления идеи. Смысл картины Тарковский дал в художественной, иногда прямо поэтической форме, нигде не сбиваясь на штампы «биографического» фильма. Нигде он не становился в позу назидательную, которая так была характерна для стилистики кино советского периода. Он не разжевывал содержание, творил по той художественной правде, которая основывается на глубине переживания актеров, изобразительной пластике, экономных средствах изображения, дающих пищу уму и сердцу. «Для отчета» он снимал фильм о «великом художнике», а на самом деле – о монахе и иконописце. Не о «месте художника в жизни общества», как он сам заявлял в интервью (отчасти он так и думал), а о несокрушимости веры русского человека, который идет к спасению души через страдания. Возможно, Андрей Арсеньевич не до конца понимал сокровенный смысл того, что он создавал со своими единомышленниками. Но посыл, устремление его творчества в тот период, может быть подсознательно, были именно религиозными, православными. Об этом говорит весь художественный строй фильма, вся его художественная правда. Андрей Тарковский, если и не знал этой мысли философа Евгения Трубецкого, то интуитивно воплотил именно ее.

«Без всякого сомнения, мы имеем здесь две тесно связанные стороны одной и той же религиозной идеи, – писал знаменитый своей мудростью и глубиной веры философ, размышляя о феномене русской иконы. – Ведь нет Пасхи без Страстной седмицы и к радости всеобщего Воскресения нельзя подойти мимо Животворящего Креста Господня. Поэтому и в нашей иконописи мотивы радостные и скорбные».

Так получилось и в фильме – вслед за жестокими сценами, за которые громили Тарковского, следует свет торжества веры и силы духа народа, выразителем которых выступают в фильме Андрей Рублев и колокольных дел мастер Бориска.

Но и это еще не весь смысл великой «Троицы» и всего творчества Андрея Рублева, которого наша церковь прославила как святого.

«Икона – явление той самой благодатной силы, – писал Трубецкой, – которая некогда спасла Россию. В дни великой разрухи и опасности преподобный Сергий Радонежский собрал Россию вокруг воздвигнутого в пустынных лесах собора Святой Троицы. В похвалу святому преподобному Андрей Рублев огненными штрихами начертал образ триединства, вокруг которого должна собраться и объединиться вселенная. С тех пор этот образ не переставал служить хоругвью, вокруг которой собирается Россия в дни великих потрясений и опасностей. От той розни, которая рвет на части народное целое и грозит гибелью, спасает только та сила, которая звучит в молитвенном призыве: «Да будем едины, как и Мы».

Вот эта сила выражена в «Троице» преподобного Рублева. И она есть в фильме. Весь он снят на черно-белой пленке, а в финале вдруг возникает цвет – идут «Троица», «Благовещение», другие иконы и их фрагменты из «праздничного чина» Андрея Рублева. И возникает симфония радости, торжества Воскресения, победы творчества над серым и грязным бытием, в которые был загнан и русский народ, и его духовный выразитель.

Сейчас, когда прошло полвека со времени съемок фильма, отчетливо видно, что при всей талантливости авторов, особенно Андрея Арсеньевича Тарковского, многое им подсказала интуиция, то неосознанное и не выразимое словами, что вело их к созданию шедевра киноискусства.

Верующие люди в таких случаях говорят: «Господь ведет», и это точно выражает смысл происходящего.