Анатолий Тарасов

Незадолго до скандальной встречи, 5 мая, ЦСКА выиграл в исключительно напряженном матче с «Динамо» Кубок СССР. «Спартак» в полуфинале был остановлен динамовцами. Карпов не скрывал, что поражение его совершенно не расстроило. За Кубок, конечно, побороться хотелось, но еще больше хотелось получить достаточное время для подготовки к главному матчу сезона — с ЦСКА.

Начало скандальной встречи было за «Спартаком». Еще в первом периоде Валерий Фоменков и Вячеслав Старшинов забросили две шайбы, оставшиеся без ответа. Во втором периоде ничья (0:0), а в третьем с самого начала, с гола Владимира Викулова, ЦСКА принялся «рвать» «Спартак». За мгновение до сигнала о смене ворот (согласно тогдашним правилам, в третьем периоде команды через 10 минут менялись воротами) Владимир Петров счет сравнял. По поводу этой шайбы и разгорелся скандал. Заброшена она была по всем правилам, когда на табло до смены ворот оставалась секунда игрового времени. Можно предположить, конечно, что кем-то была поставлена задача спровоцировать Тарасова. Если так, то задача эта была успешно решена. Но более вероятно, что всё произошло случайно, и уже постфактум тарасовские враги воспользовались оказавшимся в их руках подарком.

Николай Карпов утверждал, что «табло, как потом выяснилось, управлял болельщик ЦСКА», но не привел ни одного факта, подтверждавшего это. Когда главный арбитр встречи Юрий Карандин подъехал к судейскому столику, для того чтобы внести в официальный протокол имя хоккеиста, забившего гол, ему, как вспоминал он спустя годы, «неожиданно сообщили, что табло показывает неправильное время и что уже был дан сигнал на перерыв, причем сигнал был дан по контрольному секундомеру». Гол Карандину пришлось отменить. Арбитр на льду не имеет права оспаривать решения судей-хронометристов. Никто до матча и во время его не предупредил команды о том, что часы на табло неисправны. Когда же после игры их проверили, оказалось, что вся система отсчета времени работала, как и прежде, до ситуации с незасчитанным голом, безупречно.

Борис Майоров, игравший в том матче, первопричиной тарасовского демарша называет чрезмерные эмоции тренера. Даже не задумываясь о возможных санкциях, Тарасов забыл тогда обо всем на свете — о зрителях, о телезрителях, о присутствии на игре Брежнева и — самое главное! — о том, что имело непосредственное отношение к хоккейной игре. Мысль о несправедливости, совершенной по отношению к его команде, не позволила тренеру предвидеть дальнейшее развитие событий на площадке.

Между тем возникшая на полчаса с лишним пауза была как воздух необходима спартаковцам, уже — это все видели — проседавшим под серьезным давлением ЦСКА. «Спартак» в третьем периоде оказался прижатым к своим воротам. «На ребятах не было лица, — вспоминал Николай Карпов. — Их просто колотило. Даже мою надежду и опору Бориса Майорова. ЦСКА постоянно давил, мы из последних сил судорожно отбивались. Счет стал 2:1. Дотянуть бы до смены ворот…»

«Перерыв пришелся нам очень кстати, — подтверждает Борис Майоров. — Мы неспешно катались по льду, отдыхали, а у бортика в это время кипели разбирательства между Тарасовым и судейской бригадой. Вердикт арбитра оставили в силе. Матч продолжился. Но атакующий порыв армейцев уже потух, и мы без особого труда довели матч до победы». Не стоит забывать и о том, что ЦСКА наказали двумя минутами штрафа за немотивированную остановку матча. На соблюдении этого правила рьяно настаивал Карпов.

По свидетельству вратаря Александра Пашкова, находившегося тогда в запасе и готового в любой момент заменить Владислава Третьяка, после матча Тарасов в раздевалке сокрушался: «Ребята, матч проиграл я. Мы бы их дожали, но я дал им передышку».

Как признавался Николай Карпов, победы над ЦСКА были для него вдвойне приятны, ведь именно у Тарасова в ЦСКА он начинал свой путь в большой хоккей. В 1951 году спартаковский воспитанник Карпов был призван в армию, попал в ЦДСА, но задержался там ненадолго. Тарасов был тогда играющим тренером. Когда однажды перед вторым карповским сезоном в армейском клубе команда переезжала с тренировочной базы на основной каток, Карпову как молодому игроку поручили нести инвентарь. «По пути, — вспоминал Карпов, — пристал Мухортов — не знаю, помнит ли кто такого игрока? Дай ему клюшку и дай. У тебя, мол, целая охапка, куда тебе столько. Так он меня достал, что я выдернул первую попавшуюся и отдал — только бы он отвязался. И надо же такому случиться — это была клюшка Тарасова! Когда он обнаружил пропажу, выстроил всю команду и рыком: “Куда делась моя клюшка?” Все молчат. Я понял, что лучше признаться по-хорошему. Говорю: “Я взял”, — “Десять дней гауптвахты, — мгновенно назначил Анатолий Владимирович и добавил: — И чтобы духу твоего здесь не было!”» Карпов оказался в Ленинградском ОДО. У него там стало получаться. Спустя время он заиграл во второй сборной в паре с Сологубовым. Тарасова, по словам Карпова, вызывали к руководству: «Ну как же ты упустил такого?» — «Да, — признался Тарасов, — променял масло на маргарин».