Читаем Анатолий Жигулин: «Уроки гнева и любви…» полностью

Один и тот же незабытыйЯ вижу полдень вдалеке:Бегу босой по теплым плитамК нагретой солнечной реке.Туда, где лодки пахнут краской,Где на лугу стоит яхт–клуб,Где довоенный мост ЧернявскийС перилами из старых труб.Бегу с бугра тропой полыннойВ дремучей чаще лебеды.В моей руке пятак старинный,Позеленевший от воды…


«Теплые плиты», «перила из старых труб», «пятак… позеленевший от воды» — поразительно точные детали. По прочтении этих первых трех строф невольно уносишься в далекую даль детства. Однако пока перед нами только картинка, так сказать, почти всеобщего и несколько абстрактного детства. А Жигулин всегда автобиографичен, автобиографичен с точки зрения своего поколения.


И все доступно,Все открыто,И ничего еще не жаль.И надо мной плывет, как рыба,Огромный сонный дирижабль…


Вторжение дирижабля как бы датирует далекое воспоминание: предвоенные годы, то есть годы детства жигулинского поколения. Е. Ермилова восклицает: «И — спасибо Жигулину! — не исчезнувший (дирижабль. — т А. Л.), оставшийся в его стихах вместе с нашим детством…» Да, люди нашего поколения от души могут сказать Жигулину свое «спасибо» за этот дирижабль, зд такое пронзительное и достоверное воспоминание о нашем детстве.


Куда он плыл светло и прямо —На дальний полюс, на парад, — Забытый, вымерший, как мамонт,Несовершенный аппарат?..


Между прочим, в этой строфе нельзя не заметить и определенной декларативности, и «пояснений». «Забытый, вымерший, как мамонт» — тут присутствует даже некоторая ирония, подчеркнутая откровенным прозаизмом: «Несовершенный аппарат». В принципе стихотворение «Дирижабль» можно было бы закончить и только что приведенной строфой: тонкое, с «легким касанием» воспоминание детства с ироничной концовкой по отношению к одному из атрибутов давних лет. В стихотворении можно было бы уловить и некоторое противопоставление вечного (солнце, река, лебеда, тепло и т. д.) — временному (дирижабль). Но это стихотворение продолжается следующими строфами:


Канатов черные обрывкиПод ним чертили высоту.И было видно на обшивкеРяды заклепокИ звезду.Он пролетел над лугом желтым,Где в лужах светится вода,И утонул за горизонтомВ дрожащей дымке —Навсегда…


Меня тоже поразила своей точностью деталь — ряды заклепок». Точнее не увидишь и точнее не скажешь — именно ряды. Вероятно, стихотворение могло закончиться и этими строфами, но в нем уже было бы запечатлено не противопоставление вечного и временного, а их согласие. Детализация этих двух строф как бы опровергает чуть возникшую иронию (выраженную декларативно). Впрочем, строфа «Куда он плыл светло и прямо…» легко изымается из стихотворения. Прочтем первые семь строф с вычетом пятой строфы и концовочной восьмой.


Один и тот же незабытыйЯ вижу полдень вдалеке:
Бегу босой по теплым плитамК нагретой солнечной реке.Туда, где лодки пахнут краской,Где на лугу стоит яхт–клуб,Где довоенный мост ЧернявскийС перилами из старых труб.Бегу с бугра тропой полыннойВ дремучей чаще лебеды.В моей руке пятак старинный,Позеленевший от воды.И все доступно,Все открыто,И ничего еще не жаль.И надо мной плывет, как рыба,Огромный сонный дирижабль.
Канатов черные обрывкиПод ним чертили высоту.И было видно на обшивкеРяды заклепокИ звезду.Он пролетел над лугом желтым,Где в лужах светится вода,И утонул за горизонтомВ дрожащей дымке —Навсегда.


Прочитавшему впервые стихотворение «Дирижабль» в таком варианте, вероятно, и в голову не придет, что здесь изъяты две строфы. Вообще это стихотворение удивительно еще и тем, что его можно «монтировать» по–разному и каждый раз будет получаться законченное стихотворение. Я не стану приводить возможные варианты, а укажу лишь на возможную вариацию, строф:


I, II, III;

I, II, III, IV, V;

I, IV, V, VI, VII;

Перейти на страницу:

Похожие книги

Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары