Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Румнев занялся этим делом, и такая книжка для детей с рисунками Зверева вышла. В связи с этим интересно следующее. В еженедельнике «Московские новости» (№ 31 за 1987 год) была опубликована статья о художнике Анатолии Звереве. В ответ на нее в еженедельник пришло письмо читательницы Аллы Неледовой из Саратова, в котором она пишет: «В начале 1950-х годов он (Зверев. — З.П.)

выпустил книжку для детей под названием „Я рисую в зоопарке“. Мне было семь лет, когда мне подарили эту книгу. Я уже тогда поняла: это — художник! Много лет спустя я заново переплела книгу и храню ее до сих пор».

В пятидесятых годах у нас в семье была собака — жесткошерстный фокстерьер Джерри. Они с Толей были большими друзьями. Когда Толя бывал у нас, пес не отходил ни на шаг. Если Толя занимался живописью, а работал он обычно сидя на скамеечке, разложив листы на полу, то Джерри садился рядом и смотрел, а затем ходил с ним менять воду или мыть кисти. Толя несколько раз пытался сделать его акварельный портрет, но всегда бросал работу, не окончив ее — не получалось то, что он хотел. Как-то раз придя к нам, он сказал: «Теперь я знаю. Его надо писать маслом, мелким штрихом, прямо из тюбика». И такой портрет собаки был исполнен.

Вскоре, после Толиного похода в зоопарк, мы впервые увидели его акварели, поразившие нас не менее, чем рисунки. В них глубина содержания сочеталась с изысканной красотой света, которую нельзя придумать. Она рождается в ощущениях художника, решающего поставленную задачу. Помню, что первым был принесен пейзаж с наклоненным деревом, решенный в коричнево-сиреневых тонах. Потом стали появляться автопортреты знакомых. Себя он тогда изображал в двух противоположностях: или в виде мужественного героя в широкополой шляпе, или человека с безысходной печалью во взгляде. Через некоторое время у него появилась серия живописных портретов в образе страдающего Христа. Среди первых акварелей он принес трогательное изображение лошади с жеребенком, лежащим у ее ног, пытавшимся спрятаться в тени. Казалось, автору удалось запечатлеть само палящее солнце, так выразителен был этот летний день в поле. Занимали его воображение и фантастические сюжеты. Один из них он назвал «Волна». Это была не просто волна, а поистине водяной смерч, рожденный из тьмы и сметающий все на своем пути. Зверевские натюрморты тех лет, составленные из обыденных предметов неблагоустроенного московского быта, приобретали какое-то таинственное содержание. Мое внимание привлекла акварель с цветочным горшком, перевязанным пестрой лентой. В нем как бы тлели зелено-розовым огнем три почки сказочного цветка. Вся акварель была выдержана в сиренево-розово-перламутровых тонах, поражая изыском цвета и тайной. Когда я спросила Толю, какие же предметы находились перед ним в действительности, он перечислил: стол, тюлевая занавеска, горшок с засохшим цветком, который он перевязал пестрой тряпкой… А фантазия подарила тайну распускающегося огненного цветка.

А вот история другой акварели. Как-то летом 1955 года Толя был у Румневых. В это время с дачи привезли букет белых кувшинок. Один цветок поместили в таз с водой, и Толя с Румневым сели работать. Каждый по-своему стал писать цветок. Толина кувшинка светилась бело-желтым сиянием на темном фоне воды. Она была настолько хороша, что Александр Александрович скопировал ее и на обороте листа написал, что это копия Александра Румнева с акварели Анатолия Зверева. Подлинник, вероятно, у кого-то сохранился, если не исчез в суматохе жизни.

Интересно отметить, что в ранние годы своего творчества Зверев работал сериалами, как бы взахлеб. Если он начинал какой-то новый сюжет, то уже не мог от него оторваться. Как мне помнится, началось это с серии пейзажей Коломенского. Румнев, почти не встречая среди Толиных работ зарисовок природы, посоветовал ему поехать в Коломенское и поработать там. Тогда этот уголок был далекой окраиной Москвы и производил еще впечатление живой природы. Шатровая церковь Вознесения, стоящая на крутом спуске к реке, красовалась на фоне заливных лугов москворецкой поймы, простиравшейся тогда до трассы Курской железной дороги. Теперь это пространство застроено жилым массивом «Печатники» и прежняя красота пейзажа в Коломенском утрачена. После первой поездки последовали другие, в результате которых появились пейзажи этих мест, выполненные в акварели и масле. Известно, что к этой теме он не раз возвращался и в дальнейшем своем творчестве. После увлечения Коломенским, появились две серии автопортретов. В одном случае он изображал себя с повязанным полотенцем на голове на фоне множества мелких крестиков. В другом — в овчинном полушубке, с поднятым мохнатым воротником и такими же отвернутыми лацканами. Эти серии сменили букеты, выполненные очень пастозно, маслом на оборотной стороне засвеченной фотобумаги большого размера.