Анатомия ада

Большинство из них — от «Хождения Богородицы по мукам» до «Жития Василия Нового» — были переводами с греческого (или реже с латыни, как видения, вошедшие в «Великое зерцало»). Собственно на Руси было создано не так много визионерских хождений на тот свет. Описания загробного мира, которые мы встречаем в видении безымянной инокини из Повестей Пафнутия Боровского (XV в.), монаха Павло-Обнорского монастыря Антония Галичанина (XVI в.) или троицкого инока-пьяницы из Повести Никодима Ти- пикариса (XVII в.), намного более кратки, чем их прообразы из раннехристианских апокрифов или византийских житий. Они зачастую сосредоточены на судьбе самого визионера, который, оказавшись в мире ином, видит свои грехи и печальную участь, которая его ждет, если он не покается. Гораздо подробнее об узниках того света повествуют старообрядческие видения XVII—XVIII вв. (как «Слово о некоем муже именем Тимофей», созданное на Дону в 1680-х гг.), где описание преисподней превращается в орудие полемики с никонианской церковью и преследователями старой веры1.

1 См.: Лемин А.С. Путешествие души по загробному миру (в древнерусской литературе) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 7. Ч. 1. М., 1994; Пигин А.В. Видения потустороннего мира...; Живов В.М. Между раем и адом: кто и зачем оказывается там в Московской Руси XVI века // Факты и знаки. Исследования по семиотике истории. Вып. 2. М., 2010.

13

3.Иллюстрация визионерского рассказа из «Великого Зерцала». Ангел показывает иноку Иоанну грешника в преисподней: тот сидит на огненном коне, на его голове бушует пламя (в тексте — на него надет огненный шишак); на шее у коня — коза, а на хвосте иноческая одежда. Этот человек был немилостивым воином, который причинил много обид людям. Коза — знак его немилосерлия, а иноческая одежда, бесполезно висяшая на хвосте лошади, — знак неискреннего покаяния (постригшись в монахи, он совершал еше более тяжкие грехи).

Из старообрялческого Цветника, начало XX в.

Каталогизация мук

Пространные видения загробного мира и тем более изображения адских казней на иконах, фресках или миниатюрах рукописей, сколь бы они ни были причудливы и разнообразны, почти всегда строятся как каталог. Не случайно на иконах Страшного суда каждая мука обычно размещается в отдельном клейме или в темной пещерке с подписью, а в лицевых старообрядческих сборниках XVIII-XIX вв. на десятках страниц сменяют друг друга «портреты» грешников с указанием их вины и приговора: «сребролюбцы от- идутъ в червь неусыпающий», «купцы, которые неправдою торговали, идутъ в муку вечную» и т.д.

Интересно, что примерно до середины XVII в., когда на страницах лицевых Синодиков происходит настоящая экспансия инфернальных образов, разнообразие мук преисподней в иконографии явно «отстает» от их описаний в текстах. Только в одном «Хождении Богородицы по мукам» перечисляется множество самых причудливых пыток, требовавших особого адского «инвентаря» или участия неких чудовищ: нерадивые христиане, которые по воскресеньям ленились ходить на заутреню, лежат на раскаленных скамьях посреди огненного озера; грешники, непочтительно относившиеся к духовенству, горят на огненных столах; трехглавый змей истязает человека за то, что он учил людей Евангелию, а сам не следовал заповедям, и т.д.

Однако изображения таких изощренных кар мы долго не встретим в древнерусской иконографии. Эти сюжеты либо просто не визуализировались, либо переводились в более «стандартные» образы: вечное пламя, подвешивание на крюках за разные части тела, черви, облепляющие призрачные тела грешников, и пр. Лишь в XVII-XVIII вв. на миниатюрах сборников, посвященных участи души на том свете, множатся изображения многосоставных и нестандартных казней: демоны, окружив свою жертву, дуют в огненные трубы, пронзают ее жезлами, нанизывают на огромные вертела и даже насилуют (или, по крайней мере, стоят в характерных позах, выставив вперед вторую морду, расположенную у них в паху).

Независимо от устройства конкретной муки, циклы адских казней, которые мы видим на иконах Страшного суда или на миниатюрах Синодиков, стремятся к дидактической ясности. Однако связь преступления и наказания в них просматривается далеко не всегда и подчеркивается явно не так последовательно, как в западных видениях загробного мира или в католической средневековой иконографии1.

1 О «механике» инфернального воображаемого и иконографии преисподней на средневековом Западе см., например: Baschet J. Les justices de Гаи-deli: Les representations de l’enfer en France et en Italic (Xlle-XVe siecle). Rome, 1993.

15

Иногда наказание символически связано с преступлением или напоминает о нем: когда пытке подвергается именно тот орган, который «ответственен» за преступление, когда греховное удовольствие превращается в кару и т.д. Например, муки пьяниц чаще всего связаны с раскаленной жидкостью (инфернальной «пародией» на любимое ими вино): их варят в колоссальной винной бочке или котле либо заливают им в рот горячую смолу.