Вторым главнейшим двигателем общественного прогресса, вне всякого сомнения, в России является идея и необходимости цареубийства. Нет такого порядочного человека в России, который бы не лелеял про себя эту мысль, и не точил в тиши кинжал, предназначенный для ненавистного кесаря. При этом сплошь и рядом кесарь не обязательно должен являться нашим отечественным кесарем, и даже вообще не должен являться им. Ибо кесарь в представлении русского порядочного человека – это кесарь вообще, это идея кесаря, а не конкретный русский узурпатор власти. Русский порядочный человек мнит себя мстящим за всех униженных и угнетенных, опять же не обязательно проживающих в России, и сплошь и рядом вообще в ней не проживающих. Кесарь для него – это чуть ли не тот самый Юлий Цезарь, в которого благородный Брут вонзил свой кинжал. Поэтому у нас что ни порядочный человек – то обязательно Брут с начищенным в тишине кинжалом, доставшимся от троюродной бабушки. Так и живет русский порядочный человек с идеей убийства кесаря, пока не подойдет в итоге к идее о необходимости самоубийства. А как подойдет, то уж о мести кесарю некогда становится думать. Третья же по значимости идея, занимающая ум порядочного русского человека – это мечта написать пламенную оду, или возвышенную сатиру, высмеивающую порядки, царящие в русском обществе. Этим обычно занимаются русские юноши лет эдак с пятнадцати до тридцати, считающие себя гениальными стихотворцами, и изводящие по этому случаю неисчислимые килограммы бумаги. Нет такого порядочного русского юноши, который бы не считал себя Пушкиным, или Грибоедовым. В итоге же Пушкин остается Пушкиным, а Грибоедов Грибоедовым, и лучше их в России никто пламенные оды и жгучие сатиры не написал. Разве что Гоголь, а больше никто. Так на этих трех идеях: идее написать общественную сатиру, идее вонзить кинжал в грудь кесаря, и идее самоубийства, – и держится в России вся общественная жизнь. А, следовательно, и держится все в русском андеграунде, ибо Россия – это страна, опущенная под землю.
Разумеется, посещают русского порядочного человека и иные занятные мысли, например, мысль о том, жениться ему, или не жениться? Заводить ему детей, или не заводить? Воровать, или не воровать? Убивать, или не убивать? А если убивать, то ради высокой идеи, или просто так, без всякой идеи вообще? Вся литература, вся психология русская построена на этих размышлениях русского порядочного человека. Весь андеграунд русский на них держится. И будет держаться дальше, потому что Россия никогда из андеграунда не выберется, поскольку слишком большая, и выкопать такую страну, занимающую одну шестую часть суши, из-под земли невозможно. А вы, господа, кривите в презрительной усмешке ваши тонкие саркастические губы, и недовольным тоном вещаете, что разговоры о русском андеграунде – это полнейшая чепуха, и что авторов таких разговоров, а тем более таких записок надо обязательно сажать или в холодную, или в сумасшедший дом. Становитесь лучше землекопами, господа, и выкапывайте Россию из-под земли, чтобы стала она, как остальные страны, как Франция, как Германия, как Америка, или на худой конец Польша, а не еще больше ушла бы под землю. Вместе с вами, господа, между прочим, вместе с вами!
Глава восемнадцатая