Андрей Боголюбский

Любопытно, между прочим, как произошедшее описано в Лаврентьевской (Суздальской) летописи. Её автор излагает ту версию событий, которая была выгодна суздальским князьям и которая, скорее всего, была сформулирована самим Андреем Боголюбским. Здесь смена князей в Новгороде объясняется… жестокой расправой над новгородцами князя Ростислава Киевского. Всё остальное как бы вынесено за скобки, причина и следствие поменялись местами: «Прислашася новгородци к Андрееви к Гюргевичю, просяще у него сына княжити Новугороду, а Ростиславича Святослава выгнаша, зане бе Ростислав, отецъ его, изморил братью их в погребе и многых именье взял»^{95}.

Комментарии, как говорится, излишни.

* * *

Так Андрей, казалось бы, достиг обеих поставленных целей: во-первых, через брак дочери с племянником Изяслава Давыдовича упрочил своё положение среди южнорусских князей, а во-вторых, поставил под контроль Новгород. Но если его намерения сводились исключительно к этому, то можно было бы сказать, что его политика в первые годы пребывания на суздальском княжеском столе оказалась не слишком дальновидной — пройдёт совсем немного времени, и достигнутые им преимущества улетучатся, обратятся в ничто. Возможно, Андрей с самого начала преследовал и какие-то иные цели — однако нам о них ничего не известно.

Между тем ситуация на юге окончательно запуталась.

Всё началось с того, что князь Святослав Ольгович поссорился со своим старшим сыном Олегом, зятем Андрея. Как объясняет летописец, виной тому стали происки неких недоброжелателей, «злых людей», сумевших организовать сложную и многоходовую интригу. Олег отправился в Киев, куда его позвал великий князь Ростислав Мстиславич. Однако «злии человеци, не хотяче добра межи братьею видити», наговорили ему, будто Ростислав хочет его схватить, хотя у Ростислава подобных мыслей не было и в помине. Олег вернулся к отцу, но ничего говорить ему не стал, поскольку затаил обиду и на него, отпустившего его в Киев. Вместо этого, уехав в Курск, Олег вступил в переговоры с послами Изяслава Давыдовича. Интрига продолжалась: Олегу наговорили, будто великий князь намеревается отнять Чернигов у его отца и «мимо» него передать город Изяславу. К тому же выяснилось, что мир с Изяславом заключили и его двоюродные братья Всеволодовичи. В этой ситуации Олег предпочёл перейти на сторону двоюродного дяди. Святославу же Ольговичу, когда он узнал о тайных переговорах с Изяславом своего сына и племянников, дело представили следующим образом: ему тоже объяснили, что Ростислав Мстиславич готов передать Чернигов Изяславу Давыдовичу и с этой целью сын Ростислава Роман тайно посылал к Изяславу некоего смоленского попа. «А уже еси, княже, и волость свою погубил, держася по Ростислава, — растолковывали «злии люди» князю, — а он ти всяко лениво помогает». «И тако нужею поведеся Святослав от Ростиславли любви к Изяславу, [не ведыи льсти тоа, но творяше то правду]». Иными словами, с помощью обмана, хитрости Святослав сделался союзником Изяслава Давыдовича, преступив крестное целование, данное Ростиславу Киевскому^{96}

.

Соединившись с племянниками и призвав к себе множество половцев (Святослав Ольгович всё же так и не выступил из Чернигова), Изяслав Давыдович начал новую войну за Киев. Но прежде он подступил к Переяславлю, в котором сидел его зять, брат Андрея Глеб, «веля ему поехати с собою за Днепр, на Ростислава». Глеб, однако, тестя не послушал: преступать крестное целование Ростиславу Мстиславичу и воевать с ним он не хотел. Трудно сказать, было ли его решение согласовано с Андреем или нет, но исключать такую возможность нельзя. Давыдович простоял возле города две недели — но безрезультатно. Тем временем Ростислав Мстиславич собрал войско и двинулся навстречу Изяславу. Не желая принимать бой в невыгодных для себя условиях, Изяслав поспешно отступил; бежали и половцы.