Андрей Капица. Колумб XX века

Советские люди впервые в истории ступили на Южный материк. Возглавляли первую группу высадившихся на берег метеоролог Алексей Михайлович Гусев и гляциолог Петр Александрович Шумский. Однако справа в бухту Фарр выходил выводной ледник Хелен со сплошными ледоломами, и подходящего места для строительства большой базы там не нашлось. Поэтому к 15 января «Обь» перешла ближе к островам Хасуэлл, открытым австралийской антарктической экспедицией Д. Моусона в 1912 году и известных своей колонией императорских пингвинов.

Во время разгрузки «Оби» 21 января один из тракторов, «Сталинец-80», с прицепленными волокушами левой гусеницей прорезал лед и с заглохшим дизелем повис над промоиной. Двери кабины по технике безопасности движения по льду полагалось держать открытыми, и тракторист успел выскочить из кабины. На его место первым прыгнул прямо со льдины двадцатилетний Иван Хмара, запустил мотор, врубил передачу и сдвинул трактор назад. Но лед сломался и трактор в мгновение ока исчез в полынье вместе с санями. Все были потрясены. Может быть, Иван пытался выплыть, но его убило упавшими сверху волокушами. Антарктида забрала свою первую жертву, а на берегу появилась первая географическая точка с советским названием — мыс Хмары: вертикальная гранитная глыба на скале, увенчанная пятиконечной металлической звездой (теперь это мыс Мабус, а камень Ивана Хмары из-за необходимости проведения строительных работ на мысу в 1974 году переместили на 2,7 км к северу, на остров Буромского, где находится кладбище полярников).

Участникам КАЭ предстояло основать в Антарктиде несколько научных станций, чтобы установить безусловный советский приоритет в исследовании ледового континента. Поэтому на судах туда были привезены 18 деревянных разборных домиков.

«Станцию строили все: и плотники, и научные сотрудники, и летчики, и моряки, — вспоминал впоследствии Андрей Петрович Капица. — За короткий срок, за два месяца, мы построили целый городок длиной в километр. Из теплых, комфортабельных домиков, на леднике — мы думали, что их не может замести снегом. Построили гаражи, большие склады и, конечно, специальный склад для спирта, который, как корабельная крюйткамера, был сделан целиком из железа и запирался на ключ. Потом подошел еще „Рефрижератор № 7“ с продовольствием. Продовольствие мы отвезли на купол. И остались ночевать. В буквальном смысле. Шесть месяцев нас ожидала впереди полярная ночь»[178].

«Только что закончена выгрузка всех трех кораблей экспедиции. „Обь“ готовится в обратный рейс, — записал в своем дневнике Андрей. — Уже ушел „Рефрижератор № 7“, увозя домой первые письма… Февраль и март — это осень. Уже проревела над Мирным первая пурга… Рядом поднимается купол ледника Антарктиды. Десятки лет ученые спорят об его толщине, происхождении, а рядом в ящиках аппаратура, которая уже на корабле во время плавания вся отрегулирована и приготовлена… Но надо строить и строить…»[179]

«Строить обсерваторию нам помогал строительный отряд, который осенью (в марте) ушел обратно на родину с кораблями экспедиции. На зимовку осталось 92 человека, в том числе геолого-географический отряд — 7 человек, в составе которого были и мы», — через много лет вспоминали Андрей Петрович Капица и Борис Иванович Втюрин[180]

.

Базовая советская береговая станция получила название по кораблю-шлюпу одного из первооткрывателей Антарктиды Михаила Петровича Лазарева — «Мирный». Официальное ее открытие с поднятием в полдень по московскому времени на мачте красного государственного флага Советского Союза состоялось 13 февраля 1956 года. Главную улицу первого антарктического советского научного городка, конечно же, как во всех городах СССР, назвали улицей Ленина.

«Это была нелегкая зимовка. Все ново, незнакомо, все сначала. Ведь до нас здесь еще никто не зимовал, и мы не знали, с чем столкнемся в суровую антарктическую зиму. А столкнулись прежде всего с бесконечными пургами, ломавшими все наши планы и благие намерения. Достаточно сказать, что в мае, июне, июле было по 25–27 дней с метелями, иногда с ветрами ураганной силы.

Уже через несколько месяцев поселок оказался „заживо погребенным“. Мы знали, что здесь часты сильные ветры, и наши сборные дома ставили на продуваемые металлические клети, под которыми, по предварительным расчетам, снег должен был проноситься, не задерживаясь. Однако так называемые „стоковые ветры“ (от стекания тяжелого холодного воздуха с ледникового щита к побережью) оказались настолько сильными и несли в приземном слое так много снега, что расчеты инженеров не оправдались. Авралы по отыскиванию и раскопке складированного на поверхности ледника снаряжения и материалов в начале зимы были довольно частыми, а лопата стала самым ненавистным орудием труда. Но, как говорится, нет худа без добра: этот снег в дальнейшем спасал нас от наиболее сильных ураганных ветров. Если б дома наши были не под снегом, неизвестно, выдержали бы они такой напор или нет»[181].