У немногих читателей не дрогнуло сердце при известии о предстоящей завтра казни четырёх человек и в том числе женщины. Русские люди непривычны к подобным расправам. Что же касается до образованной части публики, то в ней эта весть возбуждала лишь жалость, негодование или бешенство, смотря по темпераменту и отношению к осужденным.
Люди, намеченные как возможные участники в освобождении, были, конечно, не из равнодушных. Большинство из них ничего не знало, получивши приглашение явиться на собрание для обсуждения какого-то важного общественного дела. Но, прочтя о предстоящей казни, все догадались, в чем дело. Когда им сообщили, что все уже готово, рассказали в общих чертах план освобождения и назвали имя предводителя, все были охвачены энтузиазмом и единодушно и радостно присоединились к предприятию. Андрей появлялся на всех трех собраниях. Со своей всегдашней решительностью и хладнокровием и сдержанным бешенством сегодняшнего дня он был именно таким предводителем, какого было нужно.
Когда он вернулся с последнего собрания на конспиративную квартиру, там его ожидал очень приятный сюрприз. В его комнате сидел Давид, только что приехавший из-за границы. Узнавши где-то на противоположном конце Европы о том, что творилось в Дубравнике, Давид тотчас же помчался домой и поспел как раз вовремя.
– Я теперь под твоей командой, – сказал он Андрею. – Надеюсь, ты дашь мне работу.
– Дам, брат, дам сколько угодно! – весело отвечал Андрей.
Его настроение улучшилось с утра. Соприкосновение с новыми товарищами придало ему бодрости. Он был так же доволен своими ребятами, как и они им.
– А ведь дело наше, ей-ей, выгорит! – сказал он Давиду. – С нашими бомбочками да с пятьюдесятью ребятами, молодец к молодцу, мы такого натворим, что небу жарко станет. В семь часов у нас будет последний военный совет. Увидишь сам, что это за народ.
В назначенный час люди начали собираться один по одному. Некоторых Давид знал, другим он был представлен в качестве нового товарища.
Собрание было гораздо оживлённее и шумнее утреннего. Дело организации, существовавшее тогда лишь в области возможного, теперь было выполнено, и выполнено как нельзя лучше. Все это чувствовали и были полны надежд. Что же до опасности, на которую они шли, – дело было такое хорошее, что никто об этом и не думал.
Все вопросы вершились очень проворно. Споров и дебатов не было: время было слишком дорого. Многие, однако, делали различные предложения и подавали советы, которые Андрей принимал либо отвергал без разговоров, ставя свое окончательное решение. Общий план был очень прост. Завтра, с семи часов утра, Андрей с десятью товарищами займёт выбранное для действия место. Остальные сорок человек будут рассыпаны в разных пунктах поблизости, так как толпиться всем вместе на пустой улице было бы опасно. Затем, по мере того как начнёт сходиться народ, Андрей соберёт и своих. Если улица будет занята сплошной толпой, заговорщики станут двумя полувзводиками по обеим сторонам улицы, друг против друга, чтобы не быть смятыми и разрозненными, когда при первом взрыве народ шарахнется и бросится бежать.
Если же, наоборот, улица будет слабо наполнена, заговорщики должны будут стоять врассыпную. В таком случае Андрей со своим десятком составит авангард, который задержит на минуту процессию и даст время остальным сбежаться со всех сторон. Всё это, впрочем, как и многое другое, могло быть окончательно решено лишь на месте действия.
– Теперь, – сказал Андрей, посмотрев на часы, – пора идти за оружием.
Было половина восьмого. Ватажко должен был перевезти бомбы из квартиры Заики. Их предполагалось выдать на эту ночь семерым вожакам для хранения в безопасном месте. Раздать их людям решено было на другой день утром, перед началом действия, в видах осторожности. Полиция могла накануне казни произвести на всякий случай несколько ночных обысков и, наткнувшись на такие опасные вещи, догадалась бы, в чем дело. Более обыкновенное оружие, вроде револьверов, могло быть роздано немедленно.
Совещание кончилось, и присутствующие собирались разойтись, чтобы встретиться завтра на поле битвы.
Из школьных воспоминаний Андрей знал, что перед битвой классические военачальники говорят речи. Но он не был речист, да и смешно было бы с его стороны воодушевлять таких людей.
– Итак, до завтра! – сказал он вместо речи.
Некоторые уже направлялись к дверям, когда Давид подозвал Андрея и обратил его внимание на подозрительного человека, вертевшегося около дома.
– Я уже минут десять наблюдаю за ним, – сказал Давид. – Он всё посматривает на наши окна, хотя и пытается не подать виду.
Андрей взглянул на улицу.
– Ничего, это мой приятель! – поспешил он успокоить присутствующих.
Незнакомец был полицейский писарь, сообщавший ему за небольшое вознаграждение все доходившие до него интересные сведения.
– Да не подходите вы к окнам, – остановил он любопытных. – Приятель мой не храброго десятка и – чуть что – сбежит.
Все отошли от окон, и Андрей, выйдя на улицу, в течение нескольких минут тихо говорил с полицейским.