Андрей Рублев

Бориска мгновение стоит, будто поперхнувшись, потом отчаянно кричит:

— Федор!

К яме подбегает верзила-дружинник.

— Сечь этого! — указывает на Андрейку Бориска. — Именем князя сечь! Не хочет колокола лить! Приказа моего не слушает! Я вам покажу, кто здесь главный!

Мастера стоят, остолбенев, и глядят на Бориску. Дружинник набрасывается на Андрейку и выкручивает ему руки.

— Нас отец твой не так жаловал, — слабо улыбаясь, говорит бледный, как мел, мастер.

— Ах, отца моего вспомнили?! — ядовито улыбается малый. — Вот во имя отца его и высекут!

Дружинник без труда уволакивает онемевшего от страха Андрейку.

— Давайте форму заканчивать! — вдруг устало говорит Бориска.

Мастера поспешно принимаются за работу. Внезапно осунувшийся, бледный Бориска стоит в оцепенении, покинутый всеми, и с тоской смотрит из ямы на тополь, голый и мертвый перед лицом наступающей зимы.

Наверху мнутся мужики:

— Бориска! Так как же? Мы ждем!

Малый тяжело вздыхает.

— Без меня вкапывайте, — и направляется к форме.

Вместе с угрюмыми литейщиками Бориска из последних сил обмазывает каркас глиной. Работа без сна в течение нескольких ночей сказывается, и он засыпает стоя, прислонившись лицом к мокрому боку формы. Старый мастер толкает его в бок.

— Ступай, ступай, поспи малость, — хмуро говорит он.

Бориска с трудом поднимает набрякшие веки, шатаясь, как пьяный, идет к дырявому навесу, падает на солому и мгновенно проваливается в бездонную темноту, из которой его тут же извлекает чей-то голос:

— Бориска! Бориска, проснись! Бориска!

Он через силу раскрывает слипающиеся глаза и видит: все вокруг белым-бело. Ни грязи, ни серой мертвой травы. С неба падают огромные пушистые хлопья снега. Старый мастер трясет малого за плечо.

— Вставай! Снег повалил. Я уже обжиг начал!

Бориска вскакивает и, поддерживая штаны, бросается к яме, на ходу выговаривая мастеру:

— Почему без меня? Какое право?! Я сам знаю когда!

Он подбегает к яме и останавливается, еще не оправившийся ого сна, поддерживая обеими руками сползающие портки. Высокое могучее пламя с гудением и яростью рвется, касаясь острыми языками сумрачного темнеющего неба. Идет снег.

Зима. Уже давно вкопаны высокие толстые столбы по углам черной, накопченной ямы с готовой формой. Над формой сооружена крыша из липовой коры, предохраняющая ее от снега. Вокруг ямы работает множество людей. Заканчивается строительство четырех плавильных печей, расположенных между столбами. Отовсюду к строительной площадке тянутся санные пути, но которым свозят в одну громадную кучу металл для литья. Ползут подводы с медными болванками, волокут веревками куски старого разбитого колокола. У больших весов суетится Бориска — взвешивает серебро. Вокруг стоят мастера и дружинники.

— Маловато сребреца-то! — решительно обращается Бориска к дружиннику. — Скажи князю, пусть не скупится, мало прислал!

— У нас великий князь никогда не скупится, — кривится княжеский сотник Степан.

— Ничего не знаю! Еще полпуда надо! — требует Бориска.

— Какая разница, — усмехается лысый мастер, — полпуда больше, полпуда меньше, когда колокол на пять тыщ пудов потянет.

— А кто секрет колокольной меди знает? Я или ты, может быть! — вспыхивает Бориска. Все замолкают.

— Так передай князю, чтоб не скупился. Полпуда еще надо! — Бориска поворачивается, спускается в яму и, подойдя к работающим внизу, в широкой улыбке растягивает большой рот.

— Ты чего? — спрашивает его старый мастер.

— Я из великого князя сколько хочешь серебра вытрясу, — Бориска в притворном испуге зажимает рот рукой и, тараща глаза, оглядывается, не слышал ли кто. — А колокол-то и не зазвонит! — и он громко смеется булькающим истерическим смехом. Мастерам неловко, и они отводят глаза.

Бориска поднимает голову и видит на краю ямы великого князя. Тот сидит верхом на белом жеребце и смотрит на малого пристально и серьезно.

— Ну смотри!.. — угрожающе тихо выговаривает он и, повернув коня, уезжает.

Бориска растерянно садится на землю. С засыпанного снегом тополя бесшумно снимается ворона. С черных веток тихо сыплется снег…

И снова весна. Ночь. Сполохи пламени освещают яму с колоколом. Вокруг печей, словно черти, орудуют мастера с черными, закопченными лицами. Грозный, все заглушающий гул расплавленного металла поднимается над ямой. В раскрытых дверцах печей, словно солнце, сияет кипящая медь. Раскаленные прутья литейщиков чертят в темноте замысловатые фигуры.

У одной из печей Бориска мешает медь. К нему подбегает Андрейка.

— Вторая и третья печи готовы!

Из темноты появляется потное лицо волосатого литейщика.

— Моя готова!

— Ну, иди, иди! Все готово! — отгоняет Бориску от четвертой печи старик мастер.

Малый оглядывается и вдруг замечает, что строительная площадка окружена тысячной толпой, будто вся Москва пришла смотреть на его работу, а тополь до самой верхушки увешан мальчишками, которые, раскрыв рты, глядят на таинственную и полную смысла работу, кипящую внизу. Волнение сдавливает горло Бориски.

— Ну! Готово все! Ну? Начали, что ли?! — почти с отчаянием кричит старый мастер. Бориска облизывает сухие губы и еле кивает головой.