После того как физики с помощью математиков распутали изображенный на схеме клубок, началось воплощение Третьей идеи в инженерную конструкцию.
Главным препятствием на этом пути стал сменивший Берию на его ядерном посту первый министр Средмаша Малышев. Он не был ретроградом, но как государственный деятель чтил государственную дисциплину. Он считал себя и весь ядерный проект связанным постановлением правительства, выработанным по рекомендациям самого же Сахарова в ноябре 1953-го. Министр счел безответственным, что теоретики так круто поменяли курс. Он прилетел на Объект и попытался восстановить порядок.
В похожей ситуации семь лет спустя преемник Малышева на министерском посту и бывший красный кавалерист Е.П. Славский по рабоче-крестьянски излил свое негодование на теоретиков, которые придумывают новые изделия, «сидя в туалете, и предлагают их испытывать, даже не успев застегнуть штаны».
А в 1954 году Малышев партийным выговором наказал Курчатова, вставшего на сторону физиков Объекта.
И все равно, основное место в работе Объекта заняла Третья идея.
В конце июня 1955 года новую термоядерную разработку одобрила комиссия под председательством Тамма.
Испытание прошло 22 ноября 1955 года на семипалатинском полигоне. Впервые в мире водородная бомба была сброшена с самолета. При этом проектную мощность (сто пятьдесят хиросимских бомб) специально снизили вдвое заменой части термоядерной взрывчатки на пассивный материал, чтобы уменьшить зону поражения. Мощность взрыва оказалась в отличном согласии с расчетом. Советские теоретики могли гордиться, что точность их предсказаний в 25 раз лучше, чем в американском испытании «Браво».
Браво! Брависсимо!
Закончив предыдущую главку фанфарами во славу советских спецфизиков, пора задать язвительный вопрос: разве можно — в эпоху гласности — давать такую одностороннюю картину советских термоядерных успехов?! Разве мало сомнений в самостоятельности этих успехов?!