Андрей Сахаров. Наука и свобода

Но ведь Сахаров еще в своей популярной статье 1958 года, упомянув, что мощность типичной водородной бомбы — 5 мегатонн, уверенно написал:

Фактически возможно изготовление водородных бомб в 10 и даже в 100 раз большей мощности!

Это писал Сахаров-физик, для физика тут в самом деле не было принципиальных проблем. Но для Сахарова-изобретателя была проблема, как это осуществить «в железках». Это другой уровень проблемы, но со времен его заводского изобретательства тоже способный «включить» его фантазию.

Самый гуманитарный из тогдашних сотрудников Сахарова, вспоминая о событиях полувековой давности, пишет, что задача создания сверхмощной бомбы была решена «физически красиво».[328]

Чтобы согласиться с ним, надо как минимум иметь допуск к совершенно секретной технической информации. Но чтобы ужаснуться, достаточно вспомнить, о решении какой задачи идет речь. Как они могли отвлечься от нечеловеческого смысла этой «физически красивой» задачи?

Тут вспоминается доктор Феликс Хонникер, нарисованный Куртом Воннегутом в его «Колыбели для кошки» примерно в то самое время (1963). Герой книги, один из «отцов» атомной бомбы и нобелевский лауреат, д-р Хонникер с увлечением принялся за создание Льда-9, замораживающего все, с чем он соприкоснется. Ему было настолько интересно решать свою физическую задачу, что опасность заморозить насмерть все на Земле отошла на второй план.

Это карикатура, но карикатура на реальность. Да, есть простор для творческой фантазии и в страшной области ядерного оружия, есть и привыкание к повседневности этой страшной физики.

Об этом привычном психологическом настрое Сахаров рассказал с горечью в «Воспоминаниях», в истории о том, как сам пытался найти военное применение Царь-бомбы.

После испытания «большого» изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить) — т. е. в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водопаровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты, — в этом нас заверяют моряки. Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не будут страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов — как надводным взрывом «выскочившей» из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом — неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами.

[Чем не Царь-торпеда?]

Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал П.Ф. Фомин (в прошлом — боевой командир, кажется, Герой Советского Союза). Он был шокирован «людоедским» характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта.

Эту историю мы знаем только из воспоминаний самого Сахарова. А всякие воспоминания — это соавторство памяти, честности, разума и совести. Чтобы воздать должное каждому из этих соавторов, надо знать сухие факты истории. Сейчас, когда многое тайное уже сделалась явным — рассекреченным, стало ясно, что рассказ Сахарова говорит больше о его совести, чем об исторической реальности.