Андрей Сахаров. Наука и свобода

Столь свободное употребление слова «еврей», когда его стали произносить вполголоса как почти неприличное, произвело на присутствовавших неизгладимое впечатление.[152] Для Крылова «еврейский вопрос» вовсе не был предметом какого-то особенного внимания, но он видел реальности жизни. И употребил он слово «еврей», похоже, назло новой государственной непогоде, которой еще предстояло превратиться в грозу.

В январе 1948 года сталинская молния убила знаменитого еврейского актера и общественного деятеля Михоэлса. Затем — группу деятелей еврейской культуры членов еврейского антифашистского комитета. И наконец, под раскаты пропагандистского антисемитского грома, развернулось «дело врачей», которое привело бы к кровавому наводнению, проживи Сталин еще несколько месяцев.

Университетская физика против академической

Когда Крылов говорил о «сплоченной группе физиков», которая «причинила много огорчений» Л.И. Мандельштаму, он, скорей всего, видел тех людей перед собой в зале. Речь свою он произносил на объединенном собрании Академии наук и Московского университета, а группа эта сплотилась именно на физическом факультете МГУ и «огорчала» сотрудников и учеников Мандельштама все последнее сталинское десятилетие.

Это противостояние началось в 1937 году, когда после ареста Гессена на его место в МГУ — директором Института физики (НИИФ) и деканом физического факультета — назначили А.С. Предводителева (1891—1973). Новый директор не питал теплых чувств к мандельштамовцам. Он обосновался в университете еще до революции — в годы послелебедевского научного «безлюдья». И в то время он — от природы одаренный — формировался. Быть может, и поэтому его амбиции превышали научный потенциал. Несоответствие было особенно заметным в присутствии мандельштамовского созвездия первоклассных физиков. Однако сам Предводителев этого не хотел признавать и с поразительным самомнением выходил далеко за пределы своей компетенции в технической физике — в физику теоретическую.[153]

И.Е. Тамм не мог закрыть глаза на его невежественные публикации и откликнулся на них в 1936 году критической статьей.[154]

Заняв место Гессена в МГУ, Предводителев заявил:

После разоблачения врага народа Гессена партийные и общественные организации института провели большую работу по выявлению и ликвидации последствий вредительства <> В процессе этой работы некоторые профессора (именно те, на которых Гессен опирался) недооценили вредительскую деятельность врага народа Гессена, вызвав к себе этим самым политическое недоверие со стороны всей общественности НИИФ. В силу этого эти профессора вынуждены были покинуть административные посты.[155]

Мандельштамовцы, хотя и с меньшей интенсивностью, продолжали, однако, преподавать в университете до начала войны. Эвакуация академии и МГУ в разные города страны прервала эту связь просто географически. А к возвращению в Москву из эвакуации в 1943 году в МГУ уже шло «сплочение». И в результате в университет не смогли вернуться Г.С. Ландсберг и И.Е. Тамм, заведовавшие до войны кафедрами оптики и теоретической физики, а вскоре вынуждены были уйти из МГУ С.Э. Хайкин и М.А. Леонтович. Все четверо были авторами лучших университетских учебников, и все были ближайшими сотрудниками Мандельштама.

Летом 1944 года 14 академиков-физиков, включая П.Л. Капицу, обратились с письмом к правительству по поводу ненормального положения на физическом факультете МГУ.[156] После дополнительных писем Капицы и в результате работы специально созданной комиссии в 1946 году Предводителева сняли с должности декана.

Однако в целом бастион университетской физики устоял и оставался неприступным до смерти Сталина. Тех, кто защищал этот бастион, трудно назвать единомышленниками, среди них можно найти почти любое различие: сделавший ощутимый вклад в науку и заурядный преподаватель; теоретик и экспериментатор; стоящий обеими ногами в прошлом веке и всеми помыслами устремленный в будущее; послушный член партии и сознательно-беспартийный; явный юдофоб и чуть ли не юдофил. Единственным общим у них всех было неудовлетворенное притязание на высокую оценку своих научных достижений и соответствующее место в научной жизни.