— Я вообще очень мало что знаю о запахах одержимых. — Известил Эдрика тайвэ. И
спросил в свою очередь:
— А почему ты подозреваешь его в одержимости?
— Есть причины. Тебе их знать не обязательно. А вот скажи-ка… его запах не похож на
запах Ёнко Нарвериша? Ну, в то последнее утро, когда он вернулся от Маскриба и послал тебя к
Фрембрегу с пустым письмом?..
— Нет.
— Или потом, по пути, когда Ёнко уже начал меняться…
— Нет.
— Ну что ж… хорошо… — Эдрик задумался. Он был почти уверен, что нюхач-тайвэ даст
другие ответы. Льюис, с его странными способностями, с расшатанным разумом, с сумасшедшей
историей, включавшей в себя духовный интим с древними порождениями тьмы, обитающими под
холмами в демонических городах — прочти идеально соответствовал образу одержимого. Но
тайвэ был уверен, что это не так. С другой стороны, нюхач мог и ошибаться…
Эдрик вынул из сумки книгу и протянул ее Аайглато.
— Вот, возьми. Это то, что искал Фремберг.
102
Тайвэ осторожно принял фолиант.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Почему?
— Потому. Отдай Фрембергу, он разберется.
— Я могу идти? — Спросил Аайглато спустя четверть минуты, заполненных лишь
шелестом ветра в кронах и стрекотом сверчков в темноте.
— Да, можешь.
Ночь поглотила тайвэ так, как будто его и не было вовсе, вобрала в себя, как вода
принимает брошенный камень… Тайвэ больше не было здесь, в этой реальности, в видимом мире, на поверхности вещей.
Эдрик усмехнулся.
Конечно, Фремберг разберется.
А если и нет, если попадется на ловушки, оставленные в книге ее безымянным автором?
Эдрика это не беспокоило.
В конце концов, Фремберг ведь
Глава пятнадцатая
Я вернулся в середине ночи. От обилия поглощенной силы казалось, что я не иду, а плыву
по воздуху; вот сейчас протяну руку — и переломлю дерево движением пальцев. Ощущение
легкой тошноты в теле, на душе — мерзость. Но я не позволял себе думать об этом. Не в том я
положении, чтобы ослаблять себя еще и бесплодными муками совести.
Эдрик не спал. Сидел у костра, задумчиво глядя в огонь. Головы в мою сторону не
повернул, но я знал: еще до того, как я подошел к стоянке, он каким-то образом уже почувствовал
мое приближение. Ясновидец?.. Нет, он не профессиональный маг, в этом я был уверен. Скорее, создавалось впечатление, что все эти странные способности присущи ему по природе — так же, как они присущи демонам, оборотням и стихиалям.
Я сел напротив. Поразительно, как привлекает наше внимание пламя. Можно часами
наблюдать за игрой его алых языков, любовно ласкающих поленья, алчно пожирающих тонкие
ветки… Огонь — это чистая энергия, явленная в грубом телесном мире, огонь олицетворяет ту
внутреннюю сущность, силу, что стоит за маской видимого мира, ту мощь, которая охлаждаясь, утяжеляясь, приобретает форму вещей нас окружающих. Существовать — означает действовать…
Мы с Эдриком будто бы вышли в какое-то безвременье, где не было ни прошлого, ни
будущего. Два человека в ночном лесу у огня. И все. Есть только
«вчера». Мы чужие друг другу, но бесформенный мир, лежащий за границами круга света,
даваемого костром, чужд нам обоим еще больше…
— Будешь спать? — Спросил Эдрик. — Два часа до рассвета.
Я покачал головой.
— Нет. Все равно не смогу заснуть.
— Переизбыток силы?
— Да.
Он некоторое время молчал, а потом спросил:
— Ты знаешь, что вредишь себе еще больше, поглощая силу таким образом? Ты себя
разрушаешь.
В его голосе не прозвучало ни осуждения, ни назидательных ноток. Просто констатация
факта.
— Да, знаю. — Сказал я. — Но у меня нет выбора.
Прошла, наверное, целая минута, а может — и больше, прежде чем он произнес:
— Ты действуешь очень хорошо… для обычного человека. — Короткая пауза. — Впрочем,
для того, кто стоит на пороге смерти, это не редкость. Лишившись иллюзорных надежд, человек
осознает, кто он таков на самом деле. Но, пережить это открытие могут далеко не все — в
большинстве случаев правда о себе постигается слишком поздно. Меня удивляет даже не то,
ты действуешь, а то,
— Не знаю… — У меня были смутные чувства. — Я не уверен, что правильно тебя
понял… О чем ты…
103
— Ты сражаешься за жизнь, как зверь, загнанный в угол. Теперь ты вполне узнал цену
условностям и правилам. Весь этот высокоморальный бред, нормы поведения, «хорошее-плохое»
— все это больше ничего для тебя не значит. Трепаться о ценности человеческой жизни могут
только люди, которым в данный момент ничего не угрожает. Тогда можно поразглагольствовать о
смысле жизни, о правде и добре. О мировом зле. Но когда ты оказываешься в ситуации «или-или»
— или твоя жизнь, или чужая — вот тогда, и только тогда ты узнаешь настоящую ценность
человеческой жизни. Она не так уж велика, правда?.. — Эдрик спокойно посмотрел мне в глаза. —
И какой бы выбор ты не сделал… начинаешь видеть все немного в другом свете, не так ли?
— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Тебя что — радует то положение, в котором я
оказался?
В моем голосе прозвучала скрытая угроза. Но он не обратил на нее внимания и беспечно
ответил: