Андрей Столяров

Дрон, расчищавший песок, видимо, что-то нашел. Он зависает в воздухе, и к нему устремляются два ближайших собрата. Вместе они выдувают в песке небольшую воронку и затем металлическими цепкими лапками извлекают из нее нечто угловато-продолговатое.

— Вот еще один мир…

Картинка резко меняется. Теперь мы с Виллемом в тех же скафандрах бредем по болоту, заросшему гигантскими хвощами и папоротниками. Листья слоновой величины свешиваются чуть ли не до земли. Правда, заросли не сплошные, между ними — обширные тинистые пространства с озерцами черной воды. Тра­вяной дерн под ногами колышется, чувствуется, что под хлипким покровом его — вязкая жижа, готовая погрузить нас во тьму. Однако мы не проваливаемся — скафандр (так мне кажется) регулирует тяжесть тела.

— Осторожно! — предупреждает Виллем. — Просто стойте на месте, опасаться нечего!

Заросли ближайшего папоротника раздвигаются, из пузырчатых лимфоматозных корней выпрыгивает на нас нечто разлапистое и хвостатое. Воздух вспарывает пронзительный визг. Впрочем, где-то на середине полета ящерица будто врубается в стеклянную стену — вся сминается, как гармошка, шмякается в болотную грязь, пару секунд лежит, судорожно открывая и закрывая пасть, полную хищных зубов, а потом приходит в себя и быстро-быстро, уже без визга, извиваясь всем телом, уползает под защиту корней.

— Пришли, — говорит Виллем.

Мы огибаем очередной куст папоротника и видим нечто вроде гранитной стелы, возвышающейся над болотом метров на пять. Грани ее когда-то давно были отполированы, но теперь изъедены рябью сколов, царапинок и щербин. Тем не менее сразу понятно, что это творение человеческих (нечеловеческих) рук.

— Все, что от них осталось, — поясняет мне Виллем. — Здесь со времени катастрофы прошло около миллиона лет. Видите, био­сфера уже восстановилась. Наверное, тут существуют и другие сходные артефакты, вряд ли только один, но эта планета тщательно не исследовалась. Некоторое время предполага­лось, что она будет подвергнута пластике, терраформированию — кажется, так у вас говорят? — а потом мы, арконцы, ее засе­лим. Но затем было высказано соображение, что когда-ни­будь — через сто миллионов лет — здесь может снова возникнуть ра­зум. Имеем ли мы право встать на его пути? Дискуссия продолжа­ется, а пока планета закрыта и для исследований, и для посеще­ний.

Зажигается свет, картина болота смывается. Мы вновь оказываемся в помещении, которое я условно называю «гостиной»: стерильно светлые стены, посередине — небольшой круглый стол, два кресла, где сейчас располагаемся мы с Виллемом. Немедленно входит Си-Три с подносом, ставит передо мной чашечку кофе, сахарницу с песком и небольшую вазочку с ярко-желтыми дольками мелькипура (так, во всяком случае, прозвучало это слово в моем сознании). Данный арконский фрукт Виллем предложил попробовать в первый же день, сказав, что он мне должен понравиться. И действительно у мелькипура вкус — необыкновенныйособенный. Ни с чем земным я его сравнить не могу. Есть такое выражение — тает на языке. Так вот, мелькипур — без пре­увеличений — в самом деле тает. Если положить в рот тонкую дольку, то секунд за тридцать она сама растворяется, обволакивая нёбо сказочным ароматом. Он дурманит, он очаровывает, его хочется вдыхать и вдыхать без конца. Я даже опасаюсь, что это легкий наркотик. А перед Виллемом тот же Си-Три ставит чашечку с напитком бероф (опять-таки, если я это слово правильно произношу). Напиток темно-зеленого цвета, густой, как растопленный шоколад, и про него Виллем сказал, что он вряд ли мне подойдет. Я ему верю. Запах от берофа исходит какой-то лекарственный.

Кстати, о здешних запахах. Уже в первые дни, когда я только-только выбрался из медицинского бокса, то почувствовал, что горьковатое, как от осенних листьев, амбре, которое ощу­щалось во время переговоров, здесь, под Куполом, чувствуется гораздо сильнее. Виллема это мое замечание удивило. По его словам, никаких посторонних запахов в атмосфере Купола не должно было быть. Вероятно, какое-то мелкое отклонение при настройке.

— Очень интересно. Можно попытаться его убрать.

Я замахал руками:

— Нет, нет!.. Мне не мешает…

Я нисколько не преувеличивал. На самом деле запах мне даже в определенной степени помогал — не давал забыть, где я нахожусь.

Да тут разве забудешь.

— Еще что-нибудь? — спрашивает Си-Три.

Вот что, в частности, не дает забыть. Робот Си-Три точно такой же, как в эпопее о «звездных войнах»: позолоченный, с приветливо-глу­поватым лицом, упорно услужливый, непрерывно болтает всякую чушь. Чак сказал бы, что это — элемент психологической адаптации. Встраивая подобные элементы в Контакт, арконцы пытаются сделать для нас чужое — своим. Выражаясь иначе, зомбируют. Позитивирующая кодировка сознания — так Чак называет данный эффект. Ну уж насчет позитива не знаю. Лично меня Си-Три почему-то дьявольски раздражает. Когда он дипломатич­но, шаркающей походкой, скользит мимо стола, так и хочется ему наподдать. Но ведь он обернется и виновато спросит: «Я что-нибудь сделал не так?» И буду выглядеть — дурак дураком.