Андрей Тимофеевич Болотов – выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833

Лященко правильно подметил главный литературный недостаток Болотова — многословие. Сопроводительные обращения к читателю, не всегда нужные подробности, пояснения, уводящие в сторону от основной мысли, характерны и для ряда научных трактатов Болотова.

В качестве примера его поэтических произведений приводим отрывок из «Оды натурологии» (Русская поэзия. 1897. Т. 1, вып. 6).

Тебя, изящное искусство,

Наука, сшедшая с небес,

Для блага смертных человеков,

Для щастия, блаженства их,

Тебя я петь предпринимаю,

Тебя хвалой превозносить,

Тебе достойну честь и славу

Воздать и петь теперь хочу.

Пускай, кто хочет, воспевает

Иные вещи в мире сем,

Пускай предметы избирает,

По вкусу, лучшие себе!

На протяжении двухсот двадцати четырехстрочных строф убеждает Андрей Тимофеевич читателя в том, что природа — главный источник человеческого счастья, причем самый доступный. Нужно лишь уметь развить в себе способность к общению с природой, к познанию ее красот, к умению открывать ее тайны.

Болотов-художник

Талант Андрея Тимофеевича был многогранен. По- видимому, недалек от истины был Николай Феопемтович Соловьев, укрывшийся под псевдонимом Н. С., когда в статье «А. Т. Болотов», описывая его жизнь и творчество, указывал на социальную обстановку России XVIII в. как на один из факторов появления большой плеяды выдающихся людей. «Едва ли было какое столетие так богато выдвигавшимися из ряда замечательными личностями в нашей истории, как прошедшее. Особенность тогдашнего положения России, петровскими преобразованиями принужденной заводить новые порядки, начинать нового рода, до того неведомую жизнь, естественно должна была вызвать новые силы и выдвинуть новые личности на сцену, благодаря же открывшемуся широкому простору для самой разнообразной деятельности этим лицам было где показать себя и к чему применить свои дарования» [²⁵ Всемирная иллюстрация. 1870. № 104, С, 882,].

Тяга к изобразительному искусству обнаружилась у Андрея Тимофеевича еще в детстве. Первую искру увлечения заронил своими рисунками полковой писарь Красиков. Будучи родом из Кронштадта, он насмотрелся на своем веку кораблей и умел неплохо изображать их на фоне морских волн и портовых причалов. Тогда-то и взялся юный Андрей впервые за кисти и краски.

Довелось ему пройти и более серьезную школу. В бытность свою в Петербурге, когда учился он в частном пансионе Ферре, познакомился он с его коллегами по кадетскому корпусу — преподавателями рисования и черчения. Наблюдая за тем, как они рисуют, готовят краски, загорелся мальчик желанием научиться интересному занятию. В очередном письме отцу он попросил его нанять учителя рисования. Отец поддержал желание сына, и Ферре пригласил для занятий с Андреем художника Дангауера. Хотя мальчику и не очень по душе было то, что Дангауер учил рисовать не красками, как ему хотелось, а карандашом, но уроки эти сыграли большую роль: Болотов получил некоторое знакомство с теорией живописи, приобрел технические навыки.

В дальнейшем Андрей Тимофеевич много рисовал, находясь на службе в канцелярии генерал-губернатора в Кенигсберге. А когда, получив отставку, поселился в деревне, рисование стало одним из любимых занятий, которыми он заполнял свой досуг или использовал в качестве отдыха.

Свою увлеченность изобразительным искусством Андрей Тимофеевич передал сыну Павлу, и впоследствии они рисовали вдвоем. Рисунков с каждым годом становилось все больше. Ими украшались комнаты, их дарили родным и знакомым, из небольших рисунков составлялись альбомы. А однажды Павел предложил сделать «картинную книгу», тоже своего рода альбом, но из картин большого формата. Идея понравилась Андрею Тимофеевичу, книга была сделана, ею часто развлекали гостей, особенно тех, кто появлялся в доме Болотовых первый раз.

Были случаи, когда свое художественное дарование он использовал и для развлечений (Болотов любил добродушные шутки). Однажды вместе со столяром изготовили они из доски макет человека в полный рост, и Андрей Тимофеевич нарисовал на нем масляными красками мужскую фигуру. Макет и изображение были выполнены так искусно, что на расстоянии создавали полную иллюзию живого человека. Шутка исполнялась так: в ожидании гостя макет ставили в дальнем углу комнаты, лицом ко входу, а хозяева занимали место в соседнем помещении, откуда можно было наблюдать происходящее. Гость, входя в комнату, раскланивался, здороваясь с макетом, и очень смущался тем, что «хозяин» не реагировал. Когда обман обнаруживался, дружно смеялись и гость, и хозяева. Особенно доволен был Андрей Тимофеевич, когда на эту шутку попался даже богородицкий архитектор Я. А. Ананьин.