Андромеда

— Это не спутник! Рейнхарт подошел к «погремушке Джэко».

— Прежде чем приходить в такой ажиотаж, Джон, следовало бы проверить весь этот железный лом на околоземных орбитах.

— Мы проверили. Рейнхарт повернулся к Осборну.

— Вы не слышали ни о каком новом запуске?

— Нет.

— Послушайте, — настаивал Флеминг, — если бы это был спутник, он бы не мог всю ночь торчать в центре созвездия Андромеды!

— А вы уверены, что это не большая туманность?

— Мы ее определили. Верно, Харви? Харви кивнул, но Рейнхарт, казалось, все еще сомневался.

— Это могла быть какая-нибудь интерференция или что-то в таком роде.

— Уж как-нибудь я отличу передачу от простого шума, — сказал Флеминг. — Кроме того, в этой передаче есть нечто особое, такое, чего я никогда еще не встречал. Между точками и тире шел модулированный сигнал более высокой частоты, и уж там такое количество знаков… В общем нам придется собрать специальную аппаратуру, чтобы принимать все это. Он нажал на клавишу переговорного устройства и вызвал из соседней комнаты Бриджера. Затем собрал бумаги и сунул их Рейнхарту.

— Посмотрите же. Ведь этого ждут больше десяти лет. А уж если на то пошло, — десять веков!

— Здесь содержится какой-то смысл? — спросил Осборн высоким, визгливым голосом правительственного чиновника.

— Да!

— Вы можете расшифровать передачу?

— О господи! Вы, кажется, думаете, что космос населен бойскаутами, сигналящими азбукой Морзе? Вошел Бриджер. Он был бледен, нос у него подергивался. Однако его присутствие, казалось, успокаивающе подействовало на Флеминга. Бриджер подтвердил его рассказ.

— А может быть, это сигналы очень удаленного космического зонда? — предположил Осборн. Флеминг даже не удостоил его ответом. Джуди собралась с духом:

— Его подавали с какой-нибудь планеты?

— Да.

— С Марса или откуда-нибудь в этом роде? Флеминг пожал плечами.

— Вероятнее, с планеты, обращающейся вокруг одной из звезд в созвездии Андромеды.

— И она сигналит нам? Рейнхарт передал бумаги Осборну.

— Это, несомненно, связанная последовательность точек и тире.

— Тогда почему никто еще не принял эти сигналы?

— Потому что ни у кого больше нет такой аппаратуры. Если бы мы не сделали вам такой чертовски хорошей аппаратуры, вы бы не держали в руках эти записи! Осборн присел на край пульта управления, озадаченно уставившись в запись.

— Предположим, что какое-то мыслящее существо пытается установить с нами связь… Да нет, чепуха!

— Нет, это возможно, — Рейнхарт внимательно изучал свои аккуратные пальчики, всем видом показывая, что он предпочел бы не касаться этой темы. — Если бы другие существа… Флеминг перебил его:

— Не существа, а разумная жизнь. Не обязательно — какие-нибудь зеленые человечки. И даже не обязательно органическая жизнь вообще. Просто разум! По спине Джуди пробежал холодок, но она взяла себя в руки.

— Бр-р! Даже дрожь пробирает!

— И меня тоже, — отозвался Флеминг. Осборн вышел из оцепенения.

— Кого угодно в холод бросит, если это действительно передача из космоса — пробормотал он. В конце концов было решено этим вечером снова проследить за источником таинственных сигналов. Передача прекратилась, по-видимому, просто из-за вращения Земли. Следовательно, можно было поймать сигналы снова. Как только приняли решение, Рейнхарт опять стал спокойным и деловитым. Вместе с Флемингом и Бриджером он раскатал рулоны записей и стал их изучать.

— А знаете, что это может быть? — сказал Флеминг. — Двоичный код.

— Что это такое? — поинтересовалась Джуди.

— Система счета, использующая только две цифры — 0 и 1, а не набор от 1 до 10, как наша обычная, десятичная система. 0 и 1 могут обозначаться точкой и тире. Или наоборот. Наша десятичная система произвольна, а вот двоичная фундаментальна. Утверждение и отрицание, «да» и «нет», точка и тире — это же универсально, черт возьми! — он повернул к ней возбужденное лицо с покрасневшими от бессонницы глазами. — «Философия написана на языке математики» — помните?! Вот сейчас мы и опрокинем все перегородки!..

— Надо отложить торжественное открытием — решил Осборн. — Это не для газет.

— А почему? Осборн поморщился. В его мире все было не просто: ничего нельзя сказать или сделать без соответствующего разрешения. Для него события в Болдершоу-Фелл были лишь частью чрезвычайно сложной системы мероприятий, а над всем этим вырастало то, что олицетворял собою Ванденберг. Нет. Все до мельчайших подробностей должно быть взвешено и как следует обдумано.

— Что мне сообщить репортерами — спросила его Джуди.

— Ничего.

— Ничего?!

— Что мы, тайное общество? — в вопросе Флеминга звучало презрение. Однако Осборну удалось сохранить одновременно доверительный и официальный тон: