Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки

Когда в 1922 году из Петрограда в Германию отправили целый пароход, «груженный» виднейшими русскими интеллигентами, то решало это Политбюро во главе с Лениным. И не Ягода или Ежов решали, кого казнить, как Бабеля или Мейерхольда, кого помиловать, как Шолохова, Булгакова или Платонова, а кого – отправить за рубеж, как Замятина. «Органы» исполняли лишь техническую часть задачи – кого оберегать, кого «привести в исполнение», а кого отправить или выпустить за границу.

* * *

Довольно длительное время Андропов непосредственно не влиял на идеологическую политику, важнейшую область жизни в идеократической стране. Вот известная всем насильственная высылка Солженицына и его семьи в 1974-м: да, технические, так сказать, «средства доставки» обеспечивало андроповское ведомство, однако морально-политическую ответственность взяла на себя прокуратура. Первый зам Генерального прокурора СССР М. Маляров (примечательно, что именно он «курировал» от прокурорского ведомства органы КГБ) лично объяснялся с писателем и готовил документы на лишение его советского гражданства.

Более заметно влияние Андропова сказалось на судьбе Г. Вишневской и М. Ростроповича, лишенных гражданства по политическим мотивам, высланных на Запад в 1978 году. Есть достоверные свидетельства Чурбанова, что его тесть не слишком был в восторге от такой меры, но и не возразил тем не менее. В том же году судили еврейского националистического активиста Н. Щаранского. Его с натяжкой обвинили в шпионаже, хотя это было чисто идеологическое дело и вызвало шум на Западе.

Что уж тут говорить о высылке академика А. Сахарова из Москвы в декабре 1979-го. Тогда все понимали, что это не только дело рук КГБ, но и самого Андропова. Сахарова, в отличие от Щаранского и некоторых подобных, не обвинишь в шпионаже, это вопрос идеологической борьбы – прежде всего внутри страны. Есть достоверные намеки, что Брежнева эта мера отнюдь не радовала, однако Андропов решился и не уступил в этом вопросе до конца дней своих. И что же? «Народ безмолвствовал», включая членов ЦК КПСС.

Примеры прямого и почти открытого вмешательства «органов» в идеологическую политику Партии легко умножить. Причем инициатива тут шла от самого шефа политической полиции и в обход Генсека, чего ранее в Партии никогда не наблюдалось. Это стало с очевидностью прослеживаться с конца 70-х годов. Отчего же?

Руководство страны сильно старело. Брежнев, Суслов, Пономарев, непосредственно руководившие идеологией, постарели и даже одряхлели. Им уже физически трудно стало часами высиживать в кабинетах и осваивать ежедневно ворохи бумаг.

Рабочий, так сказать, секретарь ЦК по идеологии М. Зимянин, одногодок Андропова, так и не был введен в Политбюро; здоровый и подвижный, он отличался нерешительностью и слабохарактерностью, боялся сам принимать мало-мальски важные решения (о происхождении его супруги говорили разное…). Зато подчиненный ему завотделом культуры В. Шауро был уже полным ничтожеством, он даже речь-то произнести не мог, хотя бы и в узком кругу (за глаза его называли «Великий немой»). Завотделом пропаганды Е. Тяжельников был относительно молод и энергичен, но над ним всегда висела роковая печать выхода из комсомола, он боялся проявить инициативу в серьезных делах, заменяя политику аппаратной муштрой (к тому же он был выдвиженцем Брежнева, Суслов его недолюбливал).

Несколько слов из достоверных воспоминаний. Я хорошо помню многочисленные тогдашние совещания по идеологии в различных подъездах ЦК КПСС, на которых присутствовал как редактор известного журнала. Выступал ли Суслов (очень редко и сугубо по бумажке), или Зимянин, или Тяжельников (обычно в свободной форме), все это было пусто-пусто, ни имен, ни фактов, ни, тем более, политических оценок. В первые минуты совещания все бросались было на блокноты и карандаши, но очень скоро только несколько подхалимов что-то чиркали по бумаге. А старички, которых было немало, просто задремывали – нередко видел в таком состоянии А. Софронова, В. Кожевникова и других.

Как известно, свято место пусто не бывает. В ведомстве Андропова сидел давний начальник Пятого управления, скромный поначалу генерал-майор Филипп Денисович Бобков. Вышел он из чекистов-профессионалов, человек умный, хитрый, благовоспитанный и коварный. Его отделу, издавна опекавшему интеллигенцию, занятие идеологическими операциями было сподручнее всего.

«Органы» приступили к делу решительно, ставя для «объекта» (учреждения или лица) цель на уничтожение. Не то что хилые цековские комиссии, которые, оглядываясь на своих вялых руководителей, и выговорешник уже не умели слепить, только шум по Москве поднимали. Да еще создавали у людей нейтрального окраса впечатление, что у окаянных «русистов» действительно имеется существенная поддержка «сверху» (в эту байку многие верили в Москве, о том же пописывали на Западе).