Ангел Аспида

– Любите чувствовать самим нутром плоти и эфиром души как эти мнимые радости убивают вас. – сказал ей Аспид, но та не ответила ему наказав поспешить раздеваться, но он оставался недвижим. – Всех людей обуреваемых страстями, особенно блудников, объединяет одно общее желание – покончить с собой. Это самоубийство медленное, сладостное. Вы желаете быть вожделенной плотью, желаете убить свою душу. Ибо вы разочаровались в себе, разочаровались в любви, потому сеете вокруг лишь разврат.

– Я кажется, разгадала ваш благочестивый умысел. – засмеялась дама. – Ну же, не надо больше скрываться. Вы пришли из церкви, дабы спасти мою грешную душу. Но боюсь уже поздно, где вы были раньше мой дорогой церковник, когда я погибала от голода. Потому вам лучше уйти. – она не разгневалась, словно эта ситуация даже развлекла ее суровые будни.

– О, время жатвы еще не миновало, поэтому позвольте мне остаться. Ведь покуда вы живы, вы способны исправиться. – говорил Аспид. – Однако не обессудьте, я явился в это мерзостное место не за вашим вразумлением. Я желал увидеть, где и как живет моя мама.

Дама удивилась.

– Простите, но у меня нет детей. Поверьте, я бы определенно заметила беременность, тем более схватки и роды.

– Неужели не вы подложили новорожденного ребенка под колесо кареты? Неужели не узнаете в том младенце,…меня.

Занервничав, она заперла дверь комнаты на две щеколды, дабы посторонние уши не вызнали ее секрет. Потому наедине с Аспидом она сталась искренней, вся ее напыщенная манерность улетучилась вслед за последними струйками свежего морозного воздуха.

– Не знаю, откуда вам это известно. Но настолько давнишнюю историю я никому не рассказывала. – говорила дама начиная краткий эпизод из своего прошлого. – Помнится, в ту ночь я сильно напилась и укрытая под пиджаком не слишком обходительного ухажера, лежала где-то между торговых лавок. Ясное дело, меня никто не тревожил. Таким простым образом я отсыпалась после изрядного кутежа. – она поперхнулась. – Внезапно меня разбудил женский голос. И я различила в поволоке сонливой ряби девушку. И на руках ее покоился новорожденный младенец. Не знаю, то ли меня мучили пьяные бредни, то ли это было на самом деле, но свет там был, такой нежный, такой невообразимо ласковый. Она попросила меня положить сей дитя в карету. Я послушалась. Не знаю, кто лишил меня последнего разума. Видимо та девушка хотела избавиться от вас, и я решила ей помочь, в ту пору я была рьяной поборницей устаревшей морали и закостенелой нравственности. Или потому что девушка была такой худенькой, бледненькой, что мне стало жалко ее. Но про гуманность я не позабыла, потому решила положить вас в багаж, где вас обязательно отыщут, но она почему-то наказала засунуть вас в палое отверстие над колесом. И смею вас заверить, я впервые вижу столь необычного человека, ведь вы смогли выжить.

Аспид не спешил комментировать услышанное, столь личное, столь жизненное признание. Словно он подслушал исповедь. Посему был сокрушен и крайне озлоблен. Тайна его рождения лишь углубилась в неведенье. Он хотел уйти, ибо его мысли замелькали с невозможной частотой колебания. Его душа рвалась. Но уста изрекли соображения иного плана.

– Благодарю. Я выслушал достаточно. А теперь я не намерен тратить драгоценное время на человека, который сдался. Ваши удовольствия всего лишь иллюзия. Ваш взгляд выражает то, насколько сильно вам опротивело всё это. Вы льнете к мужчинам, желая от них любви, заботы, но им нужна только ваша плоть, душа ваша безразлична им. В ваших туманных очах рдеет порок, который старит и лишает красоты любую женщину. Вы самоубийца, который завис над пропастью в горизонтальном положении, если даже я протяну вам руку, я не смогу перевернуть вас, достать из той лживой трясины. Вам поможет лишь чудо, которое желает вашего согласия на исправление. Прошу, прекратите убивать себя, начните наконец истинно жить. – вымолвил на прощание Аспид.

Он ушел из порочного дома, сюда он никогда не вернется.

Словно опьяненный слабоумием он вернулся обратно к мосту, где воздух посвежел, где мысли странно возвращаются в обыденное русло. Подавленный и униженный, не заметил, как вступил в плотную стену зловещего тумана. Отчего начала кружиться голова, все его чувства разом ослабли. Движимый лишь чутким биением сердца, он, не оглядываясь, двигался эфемерной ощупью. Отовсюду доносился девичий смех, затем ее голос начал мучить его, ее изощренные пытки были болезненны для его томящейся отчаяньем души.