И сам шустро вклинился в поток своих товарищей у самой двери. А мне ничего не оставалось, как после поощрительных жестов водителя пристроиться в хвост колонны по одному. Мужик впереди меня оглянулся, дёрнул удивлённо бровями, но глянув в сторону автобуса, понятливо кивнул и больше не оборачивался.
В здании оказался узкий коридор буквой «Г», на углу которого имелось окошко. Туда каждый статист совал талон и тут же получал несколько раскрашенных бумажек. Прятал полученное в карман или в небольшой бумажник и отправлялся на выход. В конце коридора, перед дверью, стоял сложный турникет под названием «не перепрыгнешь». То есть даже к окошку кассы как бы никто посторонний не мог бы подойти. Только выходящие с внутреннего двора, на который заезжали автобусы с массовкой.
Сделав лицо максимально равнодушным, я сунул в окошко подаренную мне бригадиром картонку. После чего получил с той стороны барьера настолько строгий взгляд прокурора, что у меня спёрло дыхание. Ничего иного в голову не всплыло, как знаменитая строчка из книги Ильфа и Петрова:
«Великий комбинатор почувствовал, что его сейчас будут бить! И возможно, ногами!» – ведь несложно было догадаться, что в бухгалтерии тоже какой-то предварительный учёт ведут. Или главный распорядитель на площадке уже подал количественные списки.
Как только мне удалось удержать на лице каменное выражение? Или этот «прокурор» здесь так на каждого смотрит? Словно последние деньги с кровью от сердца отрывает? Но разоблачения не последовало. Передо мной шлёпнулось на доску четыре бумажки. Я их сгрёб, не присматриваясь, сунул в карман куртки, противоположный тому что с бутылкой, подхватил связку с оружием, да и пошёл на выход.
Там солнечный свет настолько ослепил, что несколько минут стоял в сторонке, пытаясь проморгаться и восстанавливая дыхание. Всё-таки меня этот кассир припугнул изрядно. Наверняка такие типы работали в рядах кровавой «гэбни», только глянет – сразу признаешься во всех грехах, своих и не своих. Я даже внимания особо не обратил, когда подскочивший бригадир забрал свою связку и умотал куда-то. И только придя в себя, задумался:
«Ну а дальше-то что делать?»
Стоял я на какой-то проездной, широкой площади. Тротуары просторные, изрядно заполненные народом. Причём публика здесь находилась самая разная. И только для сравнения разных типов лиц, костюмов или социальных образов можно было стоять и пялиться до Судного дня. Но спешить-то мне куда? Вот я и стоял, пытаясь сориентироваться и сообразить. Также подспудно я очень надеялся дождаться главного своего благодетеля: водителя автобуса. Всё-таки ему оставался преизрядно должен. Да и ещё хоть пару капелек информации надеялся от мужика получить.
Ну и самое главное, на другой стороне площади располагался парк с цветами, ближайшие здания за ним оказались намного ниже, и почти полная перспектива города открывалась для взора восхищённого зрителя. Там и лавочки виднелись, практически пустые, если не считать восседающих там старушек. Узнать бы ещё, как этот город называется? И что это вообще за страна такая дивная? Только осторожнее надо, хитро, иначе примут за сумасшедшего. Или за шпиона… Вон некая военизация общества или иной военной истерии даже внешне наблюдается. Считай, каждый третий ходит с пистолетом на боку, каждый второй с кинжалом. И вооружённые женщины – не исключение, а скорей большинство. Похоже, время здесь мирное, благодатное, но почему с оружием простые горожане ходят? Может, традиция такая? А в общем-то доверие людей поражает, и благожелательность чуть ли не шокирует. Вон деньги выдали только за красивые глазки:
«И мне здесь начинает нравиться! – вполне логично порадовался я. – Если ещё проход из моего мира сюда работает туда и обратно в постоянном режиме… О-о! Да я такого наворочу!..»
Но это я так хвастался, прекрасно понимая абсурдность любых мечтаний в сей момент. Пока окончательно не разберусь, куда попал, не выясню и не освоюсь в деталях бытия, нечего и грезить о каких-либо махинациях.
Что ещё меня поразило, когда я глянул на небо, так это видневшиеся там дирижабли. Добрый десяток их бороздил воздушное пространство над дальними околицами. Да и пяток воздушных шаров рассмотрел, зависших на одном месте. То есть человек здесь уже сделал первый шаг в освоении воздушного океана. Только вот почему ни одного самолёта не видно? Неужели для них существует запрет летать над городом?
Дело явно шло к вечеру, жара стала чуточку спадать, но куртку я так и не снял: не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Расстёгнутая, она, наоборот, прикрывала от лучей всё ещё палящего солнца. А свитер я повязал на пояс, рукавами вперёд. Заметил, что некоторые из молодых парней носят таким образом рубашки, оставаясь в неком подобии несуразных маек со шлейками.