Ангел с пламенными крыльями. Том 3

— ВСЁ? — с улыбкой переспросил отец, продолжая перебирать бумаги на своём столе. Делать это в свете переносного ночного светильника было… Своеобразно. Но если поначалу Себастьян скептически кривился, когда слуги начали разносить по дому переноски, то теперь, очутившись в святая святых отца, поймав блики теней на стенах, понял, что что-то в этом есть. Некий шарм, древняя романтика. Конечно, переноска — не свечи древности, но что-то общее у атмосферы, царившей в кабинете отца, со средневековым замком было.

— Да, ВСЁ, — не смутился и настоял он. — Сильвия уехала, сказала, у неё дела, контракты. Ты ведь не хотел разговаривать при Сильвии?

— Да, не хотел разговаривать при Сильвии… — подтвердил отец.

После чего поднялся, прошёл с створке, снял с тормоза ручку механического управления и принялся её быстро-быстро крутить. Атмосферные створки тяжелы, так как действительно на какое-то время отсекут людей в кабинете от раскалённой сверхплотной атмосферы в случае прорыва. Но цена их установки — такие вот проблемы в случае поломки электрической части. При отказе мощных сервоприводов, закрыть и открыть створки можно лишь вращением механизма, шестерён ручной передачи, и скорость закрытия — черепашья. Впрочем, за всё надо платить, в жизни ничего не даётся даром, особенно безопасность.

Когда створка встала на место, отец вернулся, сел в своё кресло. Посмотрел ему в глаза.

— Спрашивай.

— Какое к этому взрыву имеет отношение Сильвия. — Себастьян почувствовал, как его заколотило от ненависти к сестре. Несмотря на их… Близость, он всегда, всю свою жизнь воспринимал её, как конкурента. Ибо видел, что пренебрежение к ней отца показное, причём показное самому себе. Сильвия всегда была его любимицей; она слишком похожа на мать, и эта гадина всегда этим пользовалась, как бы ни считала и не рассуждала об обратном вслух.

— Ты уже догадался, — кивнул отец, прочитав ответ в его глазах. — И пришёл только за подтверждением.

Кулаки Себастьяна непроизвольно сжались.

Отец не стал томить и сразу выложил:

— Да, сын, это она пронесла в дом бомбу.

— Но почему! — Себастьян вскочил и нервно заходил по полутёмному кабинету, пытаясь выровнять дыхание. — Это предательство, отец! Но ты не только не наказал её, но наоборот! Она даже присутствовала с нами на обеде, как ни в чём не бывало! Что происходит, отец?

— Сядь! — рявкнул дон Октавио, и юный Феррейра почувствовал ореол власти вокруг него. — Бегом сядь и прекрати истерить! Ты — наследник самой могущественной мировой корпорации, а ведешь себя, как девчонка!

Сел. Хотя видит бог, чего ему это стоило. И даже заставил себя успокоиться. Он — политик, ибо глава такого клана, как Феррейра, не может не быть политиком. А политики совсем иначе должны смотреть на привычные вещи. Даже на предательство. Когда же он к этому привыкнет!

— Я начну издалека, — нахмурился отец. — Не из самого далека, к нему вернусь под конец повествования, но относительно дальнего.

Пауза.

— Это я подстроил нападение на младшую Санчес.

Себастьян сидел в недоумении недолго. Он до последнего не верил, что отец полез в эту грязь. Но с любой стороны это ни на что не влияло и ничего не меняло. Потому быстро взял себя в руки и кивнул — готов слушать дальше.

— Почему? Вот почему. — Отец протянул ему одну из папок, которые только что вертел в руках. На первой странице которой было изображение мелкой паршивки, а на форзаце светились фосфором буквы и цифры «022» и «Неожиданность».

— Это важный проект, Себастьян. Один из самых важных в современной истории после проекта самого Хуана. Мы нашли следы Мигеля де ла Росса в Канаде, но знаем лишь примерный район, где он может быть. Где-то около Сиэтла. И по косвенным данным, «двадцать шестые» поставили ему гипноблок; даже захватив его, мы ничего не получим. Попробуй он заикнуться о своих работах под пытками или сывороткой — превратится в овощ. Документов по этому проекту не осталось, вообще, в принципе. Либо они спрятаны настолько надёжно, что нам проще установить новую власть с новым монархом в стране, чем получить их.

— А исследования «вкусные», — потянул Себастьян, лишь недавно осознавший перспективы таинственного открытия.

— Да, «вкусные». И этот ребёнок — единственный аргумент, единственный способ как-то повлиять на будущее в перспективе. Он должен был быть нашим, и я пошёл на ОЧЕНЬ нелицеприятный шаг ради этого. Да-да, не смотри на меня, я сам себя презираю. Я — ничтожество. Но есть вещи гораздо выше моего к себе отношения.

Отец помолчал. Вздохнул и продолжил: