— Да, так и есть. У нас проходят тренировки японской борьбы под названием дзю — дзюцу. Но разрешите сразу мне высказать свое личное мнение: это занятие не для благородного человека, так как я считаю, что любой поединок должен быть честным и открытым. Этим понятиям соответствует высокое искусство французской борьбы. Причем это не мое личное мнение — это всемирное признание! Но тут, помилуйте…. Удушения, удары в уязвимые места…. Да как так можно?! — чувствовалось по голосу, что это был крик души, вопиющей о явной несправедливости по отношению к честным видам спорта. — Мы неоднократно говорили с господином Окато о разных путях борьбы, но….
— Анатоль, вы, похоже, увлеклись!
— Извините, ваше сиятельство! Вы же знаете мою любовь к французской борьбе, поэтому, надеюсь, сможете простить меня. Добавлю только одно: единственное, что оправдывает Окато, так это то, что он преподает эту варварскую борьбу для полицейских агентов. Нечестные приемы против подлых людей! На этом я умолкаю. Идемте, господин поручик, я вас представлю господину Окато. Ваше сиятельство, а вы как?
— Иду с вами!
— Ради бога, извините меня, ваше сиятельство! Но я не думаю, что жестокость японской борьбы вам может понравиться. К тому же господин Окато…гм… своеобразный человек…. Скажу прямо: он не любит присутствия посторонних людей. Вы меня простите, ваше сиятельство, но не я придумал эти правила.
Княгиня нахмурилась. Ей явно не по вкусу пришлись объяснения владельца зала,
но проявлять характер не стала, а ограничилась только недовольным тоном:
— В таком случае доберетесь сами, поручик. До свидания, Анатоль. Серж, с вами я не прощаюсь.
Его руки и ноги рассекали воздух в самых разных направлениях. Японец, похоже, дрался сразу с несколькими невидимыми противниками. Мы простояли минут пять, наблюдая за ним, пока Окато не закончил серию ударов и не повернулся к нам. Лицо неподвижное, словно высеченное из камня. Его мощное и сильное тело, казалось, было свито из стальных канатов. Выслушав просьбу владельца зала, он подошел к нам, ступая при этом мягко и бесшумно, с грацией большого хищного зверя. Какое‑то время смотрел мне прямо в глаза, а затем, не отрывая взгляда, молниеносно ударил где‑то в область груди, а уже в следующее мгновение нестерпимая боль попыталась скрутить мое тело.
Сила боли была такая, что заставила память на какую‑то секунду перенести меня в свою прошлую жизнь, на больничную койку, во время очередного приступа. Там я боролся с невидимым противником, а здесь источник боли стоял передо мной, в своем физическом воплощении. Выбросил кулак вперед, целя ему в челюсть, но удар ушел в пустоту. Японец легко ушел от удара, играючи перехватил мое запястье, взяв на болевой прием. Попытка вырваться только увеличила боль в плече. Я не произнес ни слова, а просто замер, тем самым давая понять, что проиграл схватку. Он понял это и отпустил меня. Выпрямившись, я повернулся к нему. Желание набить морду японцу никуда не исчезло, вот только как его лучше достать? Видно японец сумел прочитать это на моем лице, потому что неожиданно вскинул руку в примиряющем жесте и спросил: — У вас еще осталось желание изучать дзю — дзюцу?
Я замер. Экзамен был сдан.
— Так вы согласны взять меня? — ответил я вопросом на вопрос.
Японец тонко, краешками губ, усмехнулся и коротко ответил: — Да.
— Спасибо, господин Окато.
— Тренировки три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница. Оплата — десять рублей в месяц. И еще. Как у вас со временем, господин офицер?
Вопрос был неожиданный, поэтому я ответил не сразу: — Как вам сказать. После ранения вышел в отставку и пока нигде не служу. Так что, могу сказать, что время у меня есть.
— Ранение? Куда?
— В голову.
Японец насторожился: — Ваша болезнь сопровождается припадками?
— Нет. Все ограничилось исключительно частичной потерей памяти.
— В таком случае предлагаю вам приходить еще и по субботам. До свидания, господин офицер.
— До свидания, господин Окато.
Вид у хозяина спортивного зала "Атлет", пока он провожал меня к выходу, был отрешенно — задумчивый. Мне показалось, что оно было вызвано его неприятием японской борьбы, которая теперь распространялась на меня, но все оказалось не так, как я думал.
— Вы меня, признаться, приятно удивили и порадовали, господин поручик.
Я недоверчиво уставился на него, уж больно неожиданными оказались слова человека, еще полчаса тому назад негативно отзывавшегося о японской борьбе.
— Чем же я вас сумел порадовать, Анатолий Павлович?
— Все просто! Этим его ударом он укладывал всех до единого человека, кто только не приходил к нему! А вы… выстояли! Не посрамили Русь! Если надумаете настоящей борьбой заняться, милости прошу ко мне! Я из вас чемпиона сделаю! Второго Ивана Поддубного!
— Спасибо за предложение, но вы мне лучше другое скажите: у вас есть тир?
— Есть. Он отделен от остальных помещений. И дверь отдельная. Там полицейские агенты два раза в неделю стрельбы свои проводят. По вторникам и субботам. Только у них оружие и патроны свои.
— А есть у вас человек, который может научить стрелять?