Ангел севера

На столике около кровати стыла тарелка душистого от трав супа. Поодаль стояли курильница, над которой вился дымок, и столик с резными фигурками животных – амулетов, отгоняющих злых духов. Тася закрыла курильницу, и благовонный дымок перестал подниматься. Ее движения и свежий воздух потревожили Николая. Он испуганно вздрогнул и проснулся.

– Кто здесь? – еще не совсем придя в себя, спросил он. – Закройте окна. Слишком много воздуха… Слишком много света…

– Разве ты не хочешь поправиться? – спокойно спросила Тася, подходя ближе к кровати.

Николай заморгал и уставился на нее своими странными волчьими глазами, которые стали еще более пустыми, чем раньше, хотя это казалось невозможным. Он напомнил ей мятущегося, страдающего зверя, которому было уже все равно, жить или умереть.

– Анастасия, – прошептал он.

– Да, Николай. – Она осторожно опустилась на край кровати и заглянула ему в лицо.

Хотя она не сделала попытки дотронуться до него, Николай отпрянул подальше. "

– Оставь меня, – хрипло произнес он. – Я не могу тебя видеть…, как, впрочем, и других людей.

– Почему ты приехал в Лондон? – ласково спросила она. – Твои родные живут по всему свету – во Франции, Финляндии, даже в Китае. А здесь у тебя никого нет, кроме меня. По-моему, ты хотел, чтобы я пришла к тебе, Николай.

– Когда я захочу этого, я пошлю тебе приглашение. А теперь…, уходи.

Тася хотела было ответить, но почувствовала, что у двери кто-то стоит. Она оглянулась. К ее ужасу и удивлению, это была Эмма. Ее тоненькая фигурка почти слилась с мраком дверного проема, но рыжие волосы сверкали коричневатым огнем.

Нахмурившись, Тася подбежала к ней.

– Эмма Стоукхерст, что ты здесь делаешь? – с раздражением прошептала она.

– Я взяла лошадь и последовала за вами, – отозвалась Эмма. – Я слышала, как вы говорили с папой о князе Николае Ангеловском, и все поняла.

– Это мое личное дело, и ты не должна в него вмешиваться. Ты знаешь, что я думаю о твоей манере подслушивать и лезть в дела, которые тебя не касаются.

Эмма попыталась изобразить на лице раскаяние, но у нее это плохо получилось.

– Я должна была приехать и убедиться, что он не причинит вам снова вреда.

– Спальня больного джентльмена – не место для молодой девушки. Эмма, я хочу, чтобы ты немедленно уехала отсюда. Вели кучеру отвезти тебя домой, а потом пусть он вернется за мной.

– Нет, – послышался тихий голос с кровати.

Тася и Эмма обернулись к нему. Ярко-голубые глаза Эммы стали круглыми, как пуговицы, от любопытства.

– Это тот самый человек, которого я видела тогда? – вполголоса спросила она. – Он совсем не похож на прежнего.

– Подойди сюда, – властно произнес Николай и поманил ее слабым движением руки. Усилие дорого обошлось ему, и рука безжизненно упала на постель. Глаза его были неотрывно устремлены на обрызганное веснушками лицо Эммы в ореоле сверкающих кудрей.

– Вот мы и встретились еще раз, – произнес он, глядя на нее немигающим взором.

– Здесь плохо пахнет, – заметила Эмма, скрещивая руки на плоской груди. Не обращая внимания на протесты Таси, она подошла к постели и презрительно покачала головой. – Гляньте только на все эти пустые бутылки. Вы, должно быть, здорово надрались?

Тень улыбки тронула сухие губы Николая.

– Что означает «надрался»?

– Это означает «пьян в стельку», – дерзко ответила Эмма.

Быстрым движением, ошеломившим ее, Николай потянулся и поймал тонкими пальцами блестящий локон.

– Я знаю, – мягко проговорил он, – русскую народную сказку о девушке, которая спасла умирающего князя… Она принесла ему волшебное перышко…, из хвоста жар-птицы. У этих перьев особый цвет: средний между красным и золотым. Как твои волосы. Огненный букет…

Эмма отдернула голову и, когда локон выскользнул из его слабой руки, насупилась, сердито сверкнув на него глазами.

– Скорее пучок морковок. – Она глянула на Тасю:

– Я поеду домой, белль-мер. Вижу, что вам его нечего бояться.

Проговорив эти слова с глубоким презрением, она развернулась и вышла из комнаты.

Николай с трудом повернул голову на подушке, провожая ее глазами.

Тася была поражена происшедшей в нем переменой, взгляд его уже не был так беспокоен, лицо слегка порозовело.

– Бесенок, – произнес он. – Как ее зовут?

Тася не ответила на его вопрос и стала закатывать рукава.

– Я сейчас прикажу слугам подогреть еще супа, – сказала она, – и ты его съешь.

– А потом ты уйдешь. Обещаешь?

– Разумеется, нет. Я собираюсь выкупать тебя и наложить мазь на пролежни. Уверена, что у тебя их хватает.

– Я велю слугам выбросить тебя из дома.

– Подожди, пока окрепнешь настолько, чтобы сделать это самому, – предложила Тася.

Глаза Николая закрылись – разговор его утомил.

– Не знаю, может, я и не окрепну. Я еще не решил, хочу ли жить.

– Такие люди, как ты и я, всегда выживают, – отозвалась она, повторяя слова, сказанные им в Санкт-Петербурге. – Боюсь, что у тебя нет выбора, Никки.

– Ты здесь против желания своего мужа. – Это был не вопрос, а утверждение. – Он никогда бы не согласился, чтобы ты меня навещала.

– Ты ничего о нем не знаешь, – спокойно сказала Тася.