Ангел севера

Жаждая большего, она неловким рывком приникла к нему.

Он привлек ее крепче, запрокинул ей голову. Его тяжелое дыхание веяло на ее лицо.

– Проклятие! – прошептал он. – С тобой все непросто!

Она, закрыв глаза, вслепую нашла его рот и покрыла его летучими поцелуями. Когда она языком коснулась его нижней губы, он застонал и дал ей то, чего она добивалась: жадно и полно завладел ее ртом. Люк долго продолжал это нападение, слишком долго, и плоть его отвердела, готовая взорваться. Каким-то образом он сумел взять себя в руки и остановиться.

– Уходи, – хриплым голосом простонал он, отталкивая ее. – Уходи сейчас же, пока я еще могу тебя отпустить.

Не сводя с него своих колдовских глаз, она подтянула на место сползшую с плеча блузку. Затем осторожно встала. Среди теней и лунного света она двигалась как видение. Бросив на нее последний страстный взгляд. Люк уставился в землю и так выжидал, оставаясь неподвижным, еще долгое время после того, как стихли ее шаги.

Он пытался понять, что произошло. Если до сих пор его проблемой было безразличие, отсутствие чувств, то теперь все было наоборот – слишком много чувств.

А с пробудившимися чувствами могут прийти страдания, которых ему так долго удавалось избегать. Хриплый смех вырвался из его груди.

– Добро пожаловать назад, к жизни, – мрачно сказал он себе. Но он не хотел другой судьбы, он хотел воспользоваться шансом, который даровала ему судьба.

***

В субботу вечером блистательное зрелище, задуманное Айрис Харкорт, развернулось во всей красе. Белый с золотом бальный зал был полон цветов. Огромные настенные зеркала до бесконечности умножали цветочные гирлянды.

Музыканты, пожалуй, одни из лучших, которых доводилось слышать Тасе, радовали слух божественными вальсами. Вместе с Эммой они смотрели в зал через окно галереи. Гости, участвующие в этом изумительном по красоте и роскоши спектакле, танцевали, смеялись, флиртовали, восхищались друг другом.

– Чудесно! – ахнула потрясенная Эмма.

Тася кивнула, соглашаясь, и залюбовалась нарядами дам, с жадным любопытством разглядывая каждую деталь. Английская мода сильно отличалась от моды Санкт-Петербурга.

А может быть, мода сменилась незаметно для нее, пока она не могла ею интересоваться.

Квадратные вырезы платьев были такими глубокими, что прозрачный газ или легкий тюль, прикрывавшие их, своей деланной скромностью лишь подчеркивали соблазнительность обладательниц этих платьев. Турнюры были весьма малы, а у некоторых дам они и вовсе отсутствовали, и юбки плотно облегали бедра. Казалось совершенно непонятным, как могли женщины танцевать в таких узких платьях. Однако дамам это как-то удавалось: перекинув через руку длинные шлейфы, они плавно скользили в объятиях партнеров.

Тася перевела взгляд на собственное платье из простого черного шелка, застегнутое до горла. На ногах у нее были толстые чулки и крепкие черные башмаки выше щиколоток.

Ей было стыдно признаться, но вид женщин в блеске дорогих нарядов вызвал у нее мучительную зависть. Когда-то у нее были платья куда более красивые, чем те, что она видела сейчас, – чуть розоватый атлас, льдисто-голубой щелк под цвет ее глаз, восхитительный сиреневый креп.

В волосах у нее сверкали бриллиантовые шпильки, талию обвивали нитки жемчуга и рубинов. Что сказал бы лорд Стоукхерст, если бы увидел ее тогда? Она представляла себе, каким восторгом и восхищением загорелись бы его глаза, как бы скользили они по ее телу…

«Перестань, – сказала она себе, стараясь отогнать тщеславные мысли. – Мудрость дороже рубинов». А когда это не помогло, постаралась вспомнить и другие полезные изречения: «Лучше быть бедным, чем погрязнуть в самодовольстве», «Милость обманчива, красота тщетна…»

– Мисс Биллингз, – прервала ее размышления Эмма, с интересом глядя на Тасю. – Почему вы разговариваете сами с собой?

Тася вздохнула:

– Я напомнила себе о некоторых важных вещах. Подожди-ка, у тебя локон выбился. Постой спокойно. – Она постаралась пригладить буйные кудри Эммы.

– А теперь я хорошо выгляжу?

– Идеально! – Тася отступила на шаг и удовлетворенно улыбнулась. Вместе с одной из горничных она потратила целый час, занимаясь волосами Эммы. Они зачесали назад густые кудри, а потом подогнули их и закололи. На Эмме было длинное, до щиколоток, платье из бледно-зеленого атласа с белым кружевом, схваченное на талии темно-зеленым кушаком. После долгих поисков садовник принес розы, по его словам, лучшие, которые он когда-либо выращивал, – пышные розовые цветы с нежным ароматом.

Миссис Наггз помогла прикрепить одну из них к плечу девочки, одну – в волосы и одну – к поясу. Когда они все закончили, Эмма буквально светилась от счастья и сказала, что чувствует себя принцессой.

Сверкающие глаза Эммы старательно выискивали отца в толпе гостей.

– Папа сказал, что придет сюда после того, как откроет бал с леди Харкорт. Он пообещал, что на будущий год я могу устроить детский бал прямо здесь. А взрослые будут танцевать в большом зале.

Голос Стоукхерста прозвучал сзади, врываясь в их разговор:

– Пройдет немного времени, и ты будешь танцевать с нами в большом бальном зале.