Ангел севера

Они неторопливо поужинали. Тем временем стемнело, и в доме по углам сгустились тени. Люк делал все, чтобы Тася не вспоминала о случившемся. С ласковой шутливостью он наблюдал, как Тася снова и снова подставляла ему свой бокал, и, забавляясь, предупреждал о том, что утром ее ждет жесточайшая мигрень.

– Мне все равно, – отвечала Тася, глотая изумительный напиток. – Это лучшее вино, которое я когда-либо пробовала.

Люк рассмеялся:

– И с каждым бокалом оно становится все лучше и лучше. Потягивай его медленно, любимая. Я все-таки джентльмен и не смогу воспользоваться твоим беспомощным состоянием, когда ты опьянеешь.

– Почему же нет? Пьяная или трезвая – итог будет один.

Не так ли? – Она запрокинула голову, давая сладкой жидкости скользить в горле. – Кроме того, не такой уж ты и джентльмен.

Он сощурился и сделал рывок к ней через стол. Тася со смехом вскочила, едва успев увернуться. Комната как-то накренилась, и ей потребовалось сосредоточиться, чтобы не потерять равновесие. Когда наконец ей это удалось, она снова взяла свой бокал и стала бесцельно бродить по комнате. Понимая, что выпила чересчур много, она тем не менее испытывала согревающее ее светлое ощущение радости бытия и не хотела, чтобы оно исчезло.

– Кто это? – указала она жестом на портрет белокурой женщины. Немного вина выплеснулось из бокала. Досадливо нахмурившись, Тася решительно стала допивать его, пока бокал не опустел.

– Это моя мать. – Люк подошел и встал рядом с ней перед портретом. – Не пей столько, милая, – произнес он, отнимая у нее бокал. – У тебя закружится голова.

Голова у Таси уже кружилась. А Люк был таким устойчивым, основательным… Она откинулась на него, продолжая разглядывать портрет. Герцогиня была красивой женщиной, но в ее лице совершенно не было нежности или хотя бы мягкости. Губы были сурово сжаты в ниточку, а глаза смотрели остро и холодно.

– Не очень-то ты на нее похож, – заметила Тася. – Разве что нос…

Люк расхохотался:

– У моей матери железная воля, и с возрастом она не стала мягче. Да и ум у нее ясный и быстрый. Она всегда клялась, что сохранит его до самой смерти, и пока ни на йоту не растеряла своей сообразительности.

– А какой твой отец?

– Старый негодяй с неутолимой страстью к женщинам.

Один Бог знает, почему он женился на такой, как моя мать.

Для нее любое проявление чувств, даже смех – нечто непристойное. Отец утверждает, что в свою постель она пускала его всего несколько раз…, лишь для того, чтобы произвести потомство. Трое их детей умерли в младенчестве, а потом родились мы с сестрой. С возрастом мать обратилась к церкви, предоставив отцу бегать за женщинами в свое удовольствие.

– Они когда-нибудь любили друг друга? – рассеянно поинтересовалась Тася.

Грудь его поднялась в задумчивом вздохе.

– Не знаю. Все, что мне вспоминается, – это вежливое терпение, с которым они общались.

– Как печально!

Люк пожал плечами:

– Они сами выбрали себе такую судьбу. Каждый из них по своим причинам не одобрял и не одобряет брак по любви… Это довольно забавно, потому что их дети считают такой брак единственно возможным.

Тася поуютнее прильнула к нему, наслаждаясь прикосновением твердых мускулов к своей спине.

– Значит, твоя сестра любит своего мужа?

– Да, Катерина вышла за упрямого шотландца с характером под стать ее собственному. Половину времени они проводят, во все горло поливая друг друга проклятиями, а вторую – в постели.

Последние его слова повисли в воздухе. При воспоминании о прошлой ночи, о полных сладостной истомы часах в постели с ним Тася ощутила, как кровь прилила к щекам.

Она глубоко вздохнула, потом еще и, не глядя, потянулась к бокалу.

– Мне хочется пить… – Она повернулась и наткнулась на него, потеряв свое неустойчивое равновесие. Он обхватил ее твердой рукой за талию, и Тася ахнула от неожиданности, почувствовав холодное вино на своем плече.

– Ты пролил вино на меня! – воскликнула она, хватаясь за блузку.

– Неужели? – мягко переспросил он. – Дай-ка мне посмотреть. – Он наклонил голову, и она ощутила горячие губы как раз там, куда пролилось вино.

Смущенной Тасе показалось, что они медленно падают: пол все приближался, и тогда она поняла, что Люк опускает ее на ковер. Прежде чем она успела возразить, послышался легкий всплеск, и тонкие струйки потекли по ее животу.

– Ты снова пролил вино!

Шепча какие-то нежные слова, он отставил бокал в сторону и осторожно потянул за шнурок, стягивающий вырез блузки. Влажная ткань соскользнула с плеч. Легкий рывок – и юбка поползла вниз по бедрам.

– О Боже! – растерянно проговорила Тася, наблюдая за тем, как одежда, казалось, сама спадает с нее. Но Стоукхерст улыбался ей, словно делал именно то, что нужно. Он склонился к ее обнаженной груди и, подхватывая языком пьянящие капли, лизнул сначала одну грудь сбоку, а затем неглубокую впадинку под ней. Тася задрожала от возбуждения. Она понимала, что ей следует остановить его, но губы Люка были такими жаркими, щекочущими, ласковыми… Шея ее, не в силах удержать голову, качнулась, как стебель цветка, и Тася обвила руками его плечи, стремясь сохранить равновесие.