Ангелочек. Дыхание утренней зари

– Моя любимая девочка, моя красавица, я сумею тебя защитить, сделаю все, что захочешь! Через пару дней ты переедешь жить в город. Я сниму для вас с детьми квартиру. Нет, ты не хочешь?

– Увези меня за океан, Альфред, умоляю! Увези домой, в мой настоящий дом! Отец умер, плантацией до сих пор управляет дядя. Там так хорошо! Умоляю, увези меня!

– Обещаю! Напиши матери, дорогая! Существуют способы быстро получить развод. Скажи ей, что ты очень несчастна. Я все устрою, у меня есть сбережения. Мы уедем вместе.

– О да, Альфред, мы уедем, и мои сыновья с нами! Обещай!

– Я уже дал слово. Не плачь! Умоляю, не плачь больше!

Николь поморщилась. От Леоноры ей больше ждать было нечего. Она бесшумно спустилась по лестнице и пересекла вестибюль. В этот момент из своей библиотеки вышел Оноре Лезаж. Девушка поспешила отойти в сторонку, словно бы давая ему пройти.

– Простите, мсье!

– За что же, Николь? Здесь хватит места для двоих. Но раз уж я вас встретил, скажите кухарке, чтобы подала мне на террасу овощного бульона. Хочу побыть на свежем воздухе.

– Конечно, мсье! Немедленно передам. Принести вам бокал вашего любимого вина?

– Это было бы очень кстати!

Девушка лукаво подмигнула хозяину. Оноре словно бы в первый раз ее увидел: высокая грудь, тонкий стан, обтянутые черной шерстяной юбкой прямого покроя бедра… На лоб девушки кокетливо спадали каштановые кудряшки, влажные губы блестели.

– Немного удовольствия в жизни не помешает, мсье, – проговорила она журчащим, завлекательным шепотом.

– Каких удовольствий прикажете мне ждать от жизни? Супруга умерла, один из сыновей – калека и рогоносец к тому же! Господь свидетель, моя жизнь кончена, Николь!

В противовес сказанному Оноре каждой клеточкой тела ощущал давно забытое томление. Последние десять лет он мирился с вынужденным воздержанием, жалуясь на это лишь своему доктору. Жене, которой после четырех беременностей исполнение супружеского долга опротивело, он не изменял.

– Ходят слухи, что после суда над повитухой Лубе вы нас покинете. Это правда? – отеческим тоном спросил он.

– У меня нет выбора, мсье! Мадам Леонора меня прогнала.

– Разве невестка имеет право командовать в этом доме? Вы остаетесь, Николь, и я увеличу вам жалованье. Я ценю расторопность и обходительность в прислуге. Хорошенькое личико тоже чего-то да стоит…

– Благодарю вас, мсье! Мне очень не хотелось терять такое хорошее место. Вы об этом не пожалеете!

И Николь направилась в кухню, сильнее, чем обычно, покачивая бедрами.

«Этот старый филин скоро будет есть с моей руки! – думала она, радуясь внезапно возникшим перспективам. – Очень скоро!»

Оноре Лезаж устроился на террасе, даже не догадываясь о том, что судья Пенсон находится в стенах его дома. Пообещав любовнице сделать все, как она желает, судья решил заодно поговорить и с ее супругом. Сначала Леонора испугалась, но в конце концов одобрила его замысел.

– Нужно прояснить ситуацию, – сказал ей Альфред. – Дорогая, ничего не бойся!

Он отлично знал дом, поэтому очень скоро оказался перед дверью, ведущей в спальню инвалида, и трижды постучал.

– Кто там? – раздался голос Гильема.

– Это Пенсон.

Последовало непродолжительное молчание, потом Гильем сухо бросил: «Входите!» Прежде судье не доводилось бывать в этой комнате, где все было обустроено для удобства инвалида. Из распахнутого настежь окна открывался вид на луга, раскинувшиеся за домом Лезажей. Много места занимала большая кровать. Сидя в кресле на колесиках, Гильем чистил охотничье ружье. Это стало для неожиданного посетителя поводом встревожиться.

– Здравствуйте, Лезаж! Для нас с вами настало время поговорить по душам, без раздражения и горячности, – сказал судья уверенным тоном.

– Господин следственный судья собственной персоной! – иронично усмехнулся Гильем. – Какое совпадение! Я как раз собирался съездить в город после обеда, чтобы сообщить вам, что я о вас думаю!

– С этой целью вы и начищаете ружье? – попытался пошутить Пенсон.

– Я подумал, оно может пригодиться… Дело в том, что вчера вечером супруга сообщила мне неприятную новость. Вы отказались вести дело, в исходе которого я очень заинтересован, и это при том, что вы, Пенсон, – единственный, кто может уладить все миром. Согласитесь, тут есть от чего потерять голову и… схватиться за ружье, чтобы заставить вас передумать.

– Помилосердствуйте, Гильем! Даже застрелив меня, вы не облегчите участь Анжелины де Беснак! Давайте поговорим серьезно.

Хмурясь, инвалид взвесил ружье в руке, потом положил его на письменный стол и с горькой усмешкой сказал:

– Я часто думаю о самоубийстве, Пенсон, но мысль о детях меня удерживает от рокового шага. Впрочем, если бы Леонора вдруг стала вдовой, это было бы вам на руку.

Судья покачал головой и постарался придать своему голосу пылкой убедительности: