Ангелотворец

— Может, поешь? Все-таки дети приехали в гости.

Мейер удивленно взглянул на жену. Обычно она никогда не настаивала, если он чего-то не хотел. Йозеф почувствовал раздражение, но сделал глубокий вдох. Она права. Дети редко приезжали домой.

— Иду, — сказал он со вздохом и закрыл тетрадь. Туда Мейер записывал все идеи, касающиеся проекта, и всегда держал ее при себе на случай, если его осенит новая.

— Спасибо, — поблагодарила Ребекка и вышла из комнаты.

Йозеф последовал за ней. В гостиной уже был накрыт стол. Жена выставила праздничный сервиз, отметил Мейер. У Ребекки всегда была склонность к роскоши, так что вряд ли она сделала это ради детей, но он решил промолчать.

— Привет, папа! — поприветствовала его Юдит поцелуем в щеку.

Даниэль тоже поднялся, чтобы обнять отца. Сердце Йозефа переполнилось гордостью. Жаль, что его родители не видят сейчас своих внуков.

— А теперь давайте есть, пока не остыло, — сказал он, садясь во главе стола.

Ребекка приготовила любимую еду Юдит — жареного цыпленка с картофельным пюре. Только сейчас Йозеф понял, как сильно проголодался. Наверное, виной тому был пропущенный ланч. Прочитав молитву, Ребекка разложила еду по тарелкам. Ели все в тишине. Утолив первый голод, глава семьи отложил приборы.

— Как дела с учебой?

— Хорошо, — кивнул Даниэль. — У меня высший балл по всем предметам на летних курсах. Осталось только найти хорошее место для практики.

— А я довольна работой, — вставила Юдит. Глаза ее горели энтузиазмом. — Ты бы видела, какие дети смелые, мама! Им приходится выдерживать сложные операции и облучение, но они не ноют и не сдаются. Это просто невероятно.

Успехи детей не помогали их отцу избавиться от собственной тревоги. Он знал, что они способны на большее. Им столького нужно достичь в жизни, чтобы взять реванш за прошлое, и его долг — проследить, чтобы они это сделали.

— А исследовательская работа? Ты же все успеваешь? — строго спросил он у дочери, и радость в ее глазах погасла. Ей хотелось услышать от него слова одобрения, но Йозеф знал — скажи он детям, что они молодцы, как они тут же перестанут стремиться к большему. А это будет катастрофой. Не дожидаясь ответа от Юдит, он повернулся к Даниэлю: — Я говорил с директором курсов на прошлой неделе. Он сказал, что два дня тебя не было на учебе. Почему?

Он видел разочарование в глазах Ребекки, но проигнорировал это. Детей нельзя баловать. Чем больше она с ними нянчится, тем строже ему приходится быть.

— У меня болел живот, — ответил Даниэль со смешком. — Не мог же я сидеть на уроках с пластиковым пакетом у рта.

— Что в этом смешного?

— Ничего. Я просто сказал правду.

— Ты знаешь, что я всегда в курсе, когда ты лжешь, — произнес Йозеф.

Приборы остались на тарелке. Он вдруг лишился аппетита. Его бесило то обстоятельство, что он не мог контролировать детей после того, как они переехали из дома.

— У меня болел живот, — повторил Даниэль, опуская глаза. Ему тоже больше не хотелось есть.

Мейер поднялся:

— Мне нужно работать.

По дороге в кабинет он подумал, что родные, наверное, рады, что он ушел. Сквозь двери до него донеслись смех и звон фарфора. Смеялась Юдит, звонко и беззаботно. Слышно было так хорошо, словно она была рядом. Йозеф понял, что стоит ему войти в комнату, как смех и радость тут же затихнут. Смех дочери был для него как нож в сердце. В его присутствии она никогда так не смеялась. Что он сделал не так? Но Мейер знал, что не мог вести себя по-другому. Он любил детей больше всего на свете, но не мог быть им таким отцом, о котором они мечтали. Он мог быть только тем, кем его сделала жизнь, и любить их так, как велел ему долг.