Самой младшей среди товарок, самой свежей в стае была Пашка Ничейная со Зверинской улицы. Папаня её погиб в зимнюю финскую войну, маманя умерла в «безумном доме» совсем недавно от воспаления легких. Родственных людей у неё не было, и осталась она ничейной малолеткой в коммуналке с алкашными соседями. Они-то вместо детдома сдали сироту за водку в артель Аришки Порченой на воспитание. И стала она там учиться древнему ремеслу. Совпало всё это с весною и белыми ночами, пришедшими на невские воды и берега. И одним таким белым днем стал за нею, за Пашею-беляшею с голубыми глазами, льняными волосами, ухаживать молодой морской мичман, командированный в Питер из Кенигсберга, в красивой чёрной морской форме, в фуражке с кокардой и кожаным трофейным портфелем в руках.
Паша поначалу припугнулась ласкового матросика, но товарки набросились на неё с советами: «Не будь дуркой, иди с ним, вишь, как мурлычет да ластится к тебе полосатик смазливый. Может так случиться, что полюбит да увезёт тебя с собою в свою хлебную сказку на немецкое море. Бывало ведь такое».
И повязали малолетку с командированным красивым мичманком, да так, что расцвела она в своей детской надежде и любви. Ходила за ним весёлой козочкой с распахнутыми от восторга глазами. Ждала его нового приезда с немчинского моря, задыхаясь от мечты и нетерпения, отказываясь с кем-либо иметь дело.
Наконец приехал он снова из своего кенигсбергского далека. Приехал с подарком, большой коробкой, в которой находилась невидаль заморская — немецкая говорящая кукла Пашиной льняной масти, с голубыми глазами, окаймленными длинными пушистыми ресницами. Роскошно одетая в белое, обшитое кружевами невестино платье с фатой и в белые атласные туфельки с серебряными пряжками. Но главное, она закрывала и открывала глаза при наклоне и говорила: «Мама». Паша от красоты, неожиданного счастья, с перепугу, от неверия в происходящее обалдела и стала заикаться. Всю неделю мичманского гостевания она привыкала к ней, боясь тронуть это высокое создание.
Перед очередным отъездом в голубые кенигсбергские дали матросик побожился в следующий приезд забрать Пашу вместе с куклой в свой рай и, отъехав, канул как в воду.
Узнав о шикарном подарке, парколенинские подружки потребовали показа куклы-невесты всей сходке промокашек. Паше ничего не оставалось делать — пришлось подчиниться. Старательно завернув любимую драгоценность в памятную матушкину шаль и взяв её на руки, как взаправдашнего ребенка, она отправилась с ней на сходку.
Шабло было назначено у стен Петропавловки, сразу за Кронверкским деревянным мостом, с которого пацаньё в ту пору всё лето ловило рыбу и ныряло в Заячью протоку, где по берегам в солнечные выходные дни загорали близживущие петроградские граждане.
На смотрины пришла вся артель малолетних товарок, только бандерша Аришка запаздывала из-за бузы, устроенной пьянским дедом Чекушкой. Возбуждённые любопытством и нетерпением девки не стали ее ждать. Окружив Пашу со всех сторон, велели ей развернуть шаль и показать матрогонскую цацу. Паша медленно и бережно распеленала шаль со спящей куклой-невестой и, подняв на руках, разбудила ее. Кукла вдруг открыла свои немецкие голубые глаза и, глядя ими на наших послевоенных петроградских промокашек, внятно произнесла: «Мама».
Толпа девок, замолкнув на мгновение, ошалела. Под стенами Петропавловской крепости раздался визг восторга. Они вдруг увидели свою мечту, то, что им и не снилась. Всем захотелось взять куклу на руки и убедиться в реальности существования этой невидали, в её способностях закрывать и открывать глаза, в её умении говорить. Мечта-кукла пошла гулять по рукам малолетних проституток. Каждая из них впервые в жизни держала в своих руках такое сокровище и с трудом отрывала её от своей груди, передавая невесту товарке. Глаза девчонок сверкали, завидки росли, руки дрожали. После того как Малютка Корявая, последняя держательница куклы, передала её хозяйке, Крошка Ухалка, наглая коротконогая девчонка, срывающимся голоском предложила Паше обмен:
— Паша, давай махнёмся — ты мне отдашь куклу, а я тебе трусики кружевные рижские и чулки трофейные фильдекосовые со стрелкой. А?
— Не, она моя любимая, меняться не буду.
— Ну, пожалуйста, давай — серьги добавлю. Во, смотри какие, а?
— Не, не буду…
Заинтересованная в обмене подружка Ухалки Малютка Корявая встряла в разговор:
— Меняйся, Пашка, смотри, серьги-то у неё какие шикарные…
— Не могу…
— Дура ты гладкоствольная, и больше никто.
— Почему гладкоствольная?
— Почему, почему, да по нарезам, поняла, Пашка Зверинская?!
— Сама ты Шишка Гулярная, чё пристаешь?
— А ты лярва матрогонская!
— Чё обзываешься, мечта мусорская, чё я тебе сделала?
— Молчала бы, подстилка полосатая, гадина малявная, сейчас паяльник твой начищу, так хрюкать станешь!
— Ругайся как знаешь, все равно не дам.