Ангельский концерт

— Нет, — сказала она. — Я думаю, он до сих пор в шоке и не может понять, что произошло в доме на Браславской и почему. Результат, так сказать, превзошел ожидания… Как, кстати, он выглядит — наш Константин Романович? По дневнику Нины Дмитриевны я представляла его седовласым джентльменом с хорошими манерами. Как-то это не вяжется с интригой, которую он закрутил вокруг «Мельниц».

— Все точно. Седеющий, неплохо сохранившийся для своих преклонных лет господин. Тщательно следит за собой, подтянут, отлично одет. Если не присматриваться, то и не заметишь, что у него проблемы с рукой. По-прежнему не прочь порассуждать на отвлеченные темы, но не более того. У меня возникло впечатление, что Галчинский видит себя личностью творческой, в каком-то смысле тоже художником, но проявляется это только в его пристрастии к предметам искусства, причем далеко не бескорыстном. Можно подумать, что его прадедушку звали Сальери.

Ева мрачно усмехнулась.

— Во всяком случае, Кокорина и его жену отравил не он.

— А кто спорит? Если их и в самом деле кто-то отравил. С другой стороны, золотая свадьба и кремация пейзажа, написанного четверть века назад, — тоже не повод для самоубийства, да еще и двойного. Я уже не говорю про нейротоксин TeNT — ему просто неоткуда было взяться. Следствие отмахнулось от факта, основываясь на ничем не обоснованном допущении, что Матвей Ильич каким-то образом раздобыл эту дрянь за границей. Можно подумать, что там этим делом вовсю торгуют в каждом втором супермаркете! Нормальные самоубийцы пользуются сильными снотворными, изредка им в руки попадают цианиды или мышьяк. TeNT известен только узким специалистам — токсикологам и сотрудникам отделов спецслужб, которые решают свои задачи с помощью полония, диоксина и бромида панкурония. Англосаксы называют такие вещи «state sponsored terrorism» — террор против отдельных лиц, осуществляемый государством, но что-то я плохо представляю, кому могли помешать двое пожилых и совершенно безобидных людей. А заодно и их собака.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи на милость, зачем им понадобилось убивать еще и Брюса?

— Ты все-таки нашел его? — охнула Ева. — Нашел и молчал?

— Извини, — пробормотал я. — Как-то упустил из виду. И потом, это всего лишь пес, пусть и с отличной родословной.

— Где он?

— В саду за домом. В дальнем углу участка, в малиннике. Там старая выгребная яма, прикрытая щитом из гнилых досок. Труп собаки лежит на дне.

— Его тоже отравили?

— Не знаю. В нашем экспертном центре никто не делает анализов тканей на присутствие следов нейротоксинов, это выше их возможностей. Конечно, если бы делом опять заинтересовалась прокуратура, но на это рассчитывать не приходится…

— А как он туда попал?

— Скорее всего, уже мертвым. Где ты видела пса, который угодил бы в яму на территории, где он знает каждую травинку? Но есть еще один момент. Пролом в досках можно было бы заметить издали, но кто-то его аккуратно прикрыл и засыпал сверху сухими листьями. Вряд ли это дело рук соседей.

— Ты считаешь, что Брюс погиб не в доме?

— Это очевидно, иначе люди Гаврюшенко обнаружили бы его труп, а они только зафиксировали отсутствие собаки. Перед смертью пес мог забиться в заросли — не забывай, что стоял июль. Видела бы ты этот малинник! Там не то что лабрадора, и приличного носорога можно спрятать.

— Я не понимаю… — вдруг жалобно протянула Ева.

— О чем ты, детка? — Я с трудом расфокусировался: перед глазами у меня все еще стояли голые ветви яблонь, ограда, заплетенная диким виноградом, и дышащая смрадом горловина ямы, где обрел последнее пристанище симпатяга Брюс.

— Я никак не могу понять, почему сработала сигнализация в доме. Ты сказал, что Кокорины включили ее в десять, как всегда. Сигнал тревоги поступил на пульт в десять тридцать. Если дверь была на замке, кто-то же ее открыл?

— Необязательно на замке. Достаточно ее просто прикрыть, и датчик покажет, что все в норме… — Тут я вспомнил, как искал фонарь в стенном шкафу в прихожей, и следы собачьих когтей на дверной филенке. Входная дверь в доме Кокориных открывалась наружу.

— Это Брюс, — уверенно произнес я. — Больше некому.

Ева сообразила мгновенно.

— Ну-ка представь: Кокорины накрыли стол к праздничному ужину, включили сигнализацию, но входную дверь при этом запирать не стали. Затем скормили порцию отравы лабрадору, так как не могли знать, насколько быстро яд подействует на них самих, после чего оба покончили с собой, сделав по паре глотков вина с TeNT. Яд подействовал на Брюса медленнее, и он пополз из дома в сад — помирать. Для этого ему пришлось открыть входную дверь. Тут-то и сработала сигнализация… Господи! Ты-то сам, надеюсь, не веришь в эту чушь? Говорю тебе — в доме находился еще один человек.

Я попытался вернуть ее к фактам.

— Не забывай, что следственная группа не обнаружила никаких следов присутствия посторонних в доме. Отпечатки, вещдоки — ноль. Только при условии, что Кокориных посетил бесплотный дух…