- Ну вот, Александр Шелдон де Монсегюр, мы снова встретимся, - тихо сказал он, приложив к стеклу левую руку и тут же торопливо ее отдернув. – Черт! Опять это твое движение. Именно так ты сделал, стоя у окна моей резиденции в Риме и, глядя, как солнечные лучи скользят по стеклу, ты ответил спокойно и равнодушно: «Знаете, святой отец, мне это как-то не интересно». А ведь я предложил тебе целый мир… Проклятье! – он ударил рукой по стеклу. – На этот раз я буду разговаривать с тобой иначе.
Он с яростью откинул капюшон и разорвал воротничок душившей его сутаны. Я задрожал так, что едва не свалился с крыши. Я узнал этого человека, очень хорошо узнал это красивое породистое лицо с горящими черными глазами. Два года назад я был на празднике Святых Даров в Лионе: человек, который сейчас так неосмотрительно подставлял звездам свое лицо, был ни кто иной, как сам великий инквизитор кардинал Афраний Благословенный, правая рука папы и доверенное его лицо во Франции.
Черт возьми! Я стрелой слетел с балкона. А ситуация-то становится все более катастрофической и, прямо скажем, выходит из-под контроля. Без сомнения, именно об этой «даме в зеленом» говорил мой друг Гастон Леру, и именно она хочет теперь – предать, проучить, наказать – какая разница? Она без зазрения совести, спокойно отдает великого магистра в руки инквизиции. Но ведь это же просто…
Часы на городской ратуши пробили 8-мь раз.
Я вздрогнул и стиснул кулаки до боли в кончиках пальцев. Восемь часов. У меня осталось три часа, всего три часа для того, чтобы добраться до Оленьей рощи и предупредить графа о засаде. Нужно спешить! Значит, нужна хорошая лошадь.
Я беспомощно огляделся по сторонам. Однако бог в тот вечер был на моей стороне: у постоялого двора как раз в эту минуту остановился рыцарь на прекрасном скакуне – дымчато-сером, с изящными сильными ногами. Рыцарь спешился и вошел в дом, а я, притаившись у ограды, тут же вскочил в седло.
Через несколько минут я уже был у городской заставы.
«Да, конокрадом я еще не был – а все благодаря вам, мой ангел!» - с нежностью подумал я и пришпорил лошадь – та понеслась стрелой.
========== Глава 3. ==========
Я летел так, что, наверное, сами черти бы меня не догнали.
Ветер свистел в ушах, а за спиной словно выросли крылья.
«Успеть, успеть, успеть», - как молитву, все повторяли и повторяли мои губы.
И я все-таки успел – на какие-то несколько минут мне удалось их опередить. Я знал, что дорога к Оленьему оврагу будет перекрыта, а потому понесся через рощу, ближе к реке. Ведь я вырос в этих местах и знал здесь каждую тропинку! Там, у самой развилки, над водою было плоскогорье, которое, уходя далеко в рощу, нависало над дорогой в виде небольшой скалы. И через несколько тревожно-отчаянных ударов моего сердца я был наверху – я остановился и замер, вслушиваясь и всматриваясь в ночь. Ждать мне пришлось недолго.
Послышался стук копыт, и на дороге показался всадник: в темноте отчетливо был виден его белый тамплиерский плащ. Надо ли говорить, что он был один!..
От отчаяния у меня перехватило дух. Подогнав лошадь к самому краю обрыва, я привстал в стременах и, что есть силы, закричал:
- Монсеньер! Монсеньер, это западня! Вас предали – уезжайте не-медленно!
В ту же секунду на дороге с двух разных концов показались рыцари. Они двигались неспешно, шагом, два отряда вооруженных до зубов крестоносцев, два безликих многоруких и многоголовых черных пятна с разных сторон ползли по дороге, словно две черные тучи пытались поглотить, уничтожит, закрыть собою одинокое зимнее солнце в белом плаще тамплиера.
Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Однако великий магистр… Он не стал делать резких движений. Он отпустил поводья и медленно, не торопясь, будто бы собираясь прогуляться по лесу, спешился и подошел к скале.
- Бросьте мне свой меч, юноша! – сказал он негромко, без всяких эмоций, будто спрашивая, который час. – Бросьте мне ваш меч – я свой по неосмотрительности забыл дома. И, что бы ни случилось, не вздумайте спускаться вниз!
- Но я…
- Я жду ваш меч.
В темноте и с высоты я не видел его лица, но я отлично помнил каждую его черточку. И этот голос – слова падали в теплый вечерний воздух, словно жемчужины, рассекая его и заставляя звенеть. Кровь прилила у меня к лицу; скажи он мне сейчас: вырви из груди сердце и брось его вниз, я бы без колебаний послушался.
Но он просил только мой меч. И я исполнил его просьбу. Отстегнув ремень, на котором крепились ножны, я подошел к самому краю скалы и бросил меч вниз.
Без труда поймав его так, если бы это была пушинка, граф отпустил лошадь и сбросил с себя белый плащ, оставшись в белой кружевной рубашке и мягких черных брюках. На ногах его были не громоздкие с пряжками башмаки и не тяжелые ботфорты, а тонкие кожаные сапоги в обтяжку - наверное, благодаря этому (но, скорее всего – нет) он двигался настолько легко и бесшумно, что ни одна травинка не осмеливалась шуршать под его ногами.