Ангелы-хранители

Мало-помалу, очень осторожно, Трэвис раздел Нору. Он еще никогда не видел ее обнаженной, и она оказалась даже более обворожительной и прекрасно сложенной, чем он себе представлял. Стройная шея, красиво очерченные плечи, полная грудь, впалый живот, изящные бедра, пикантные круглые ягодицы, длинные гладкие ноги – каждый изгиб, каждая впадинка, каждая складочка этого великолепного тела возбуждала Трэвиса и одновременно переполняла его неимоверной нежностью.

Раздевшись, Трэвис начал терпеливо и осторожно обучать Нору искусству любви. Сгорая от желания доставить ей удовольствие и в то же время отдавая себе отчет, что все это ей в новинку, Трэвис показал Норе – здесь не обошлось и без упоительного поддразнивания, – какую невероятную гамму ощущений могут доставить его язык, пальцы и мужское естество.

Трэвис ожидал, что Нора будет сомневаться, смущаться и даже бояться, поскольку первые тридцать лет жизни не могли подготовить ее к такой степени интимности, но не обнаружил у Норы даже намека на фригидность. Она демонстрировала живую готовность участвовать во всех любовных играх, что могли доставить удовольствие Трэвису или им обоим. Он наслаждался ее едва слышными вскрикиваниями и задыхающимся шепотом удовольствия. Нора стонала и содрогалась в экстазе, тем самым все больше возбуждая Трэвиса, который достиг такого, почти болезненного, сексуального напряжения, какого ему прежде еще не доводилось испытывать.

И когда наконец его теплое семя расцвело внутри Норы, Трэвис, зарывшись лицом ей в шею, повторял ее имя, признавался в любви снова и снова, и момент освобождения длился так долго, что ему показалось, будто время остановилось и он откупорил волшебный сосуд, который никогда не иссякнет.

Когда супружеский долг был исполнен, они не разомкнули объятий, понимая друг друга без слов. Какое-то время они просто молча слушали музыку, но в конце концов заговорили о своих чувствах – как в физическом плане, так и в эмоциональном. Они выпили шампанского, затем снова занялись любовью. А потом снова и снова.

Несмотря на нависающую изо дня в день тень неминуемой смерти, удовольствия и радости жизни оказывают на тебя такое глубокое и сильное влияние, что сердце практически замирает от восторженного изумления.

Из Лас-Вегаса они поехали по трассе 95, пересекающей бесплодные равнины Невады. Два дня спустя, в пятницу, тринадцатого августа, они достигли озера Тахо и остановились в кемпинге на границе двух штатов, со стороны штата Калифорния, где подключили трейлер к электрическим сетям и системе водоснабжения.

Нора уже не восхищалась с прежней легкостью новыми видами и впечатлениями, однако озеро Тахо оказалось настолько потрясающе красивым, что наполнило ее душу буквально детским восторгом. Озеро Тахо, двадцать две мили длиной и двенадцать миль шириной, с окаймляющими его на западе горным хребтом Сьерра-Невада и горой Карсон на востоке, считается самым чистым водоемом в мире. Оно, словно сверкающий драгоценный камень, переливается всеми радужными оттенками синего и зеленого.

Шесть дней Нора, Трэвис и Эйнштейн бродили по бескрайним лесам национальных заповедников Эльдорадо, Тахо и Гумбольдт-Тойабе с древними соснами и елями. Они арендовали катер и покатались по озеру, обследуя райские бухты и пещеры в прибрежных скалах. Они плавали и загорали, и Эйнштейн, как и все собаки, с энтузиазмом резвился в воде.

Иногда утром, иногда ближе к вечеру, но чаще всего ночью Нора с Трэвисом занимались любовью. Нора сама удивлялась своим сексуальным аппетитам. Она никак не могла насытиться Трэвисом.

– Я люблю тебя за ум и доброе сердце, – сказала она, – но, видит бог, еще больше я люблю твое тело! Я развратная женщина, да?

– Господи, нет, конечно! Ты просто молодая, здоровая женщина. На самом деле, учитывая ту жизнь, которую ты вела, эмоционально ты гораздо здоровее, чем могла бы быть. Честное слово, Нора, ты меня удивляешь.

– Я бы предпочла не удивлять, а снова тебя оседлать.

– Может, ты и впрямь развратная женщина, – рассмеялся Трэвис.

И вот в пятницу, двадцатого августа, безмятежно прозрачным утром они покинули озеро Тахо и поехали через весь штат в сторону полуострова Монтерей. Там, где континентальный шельф встречается с морем, природа еще прекраснее, конечно, если такое возможно, чем на озере Тахо, и они провели на побережье еще четыре дня, отправившись домой днем только в среду, двадцать пятого августа.

Радости супружества оказались настолько всепоглощающими, что временно оттеснили на задний план мысли о почти человеческом интеллекте Эйнштейна. Однако, когда ближе к вечеру они наконец приехали в Санта-Барбару, Эйнштейн напомнил им о своем уникальном свойстве. Уже в сорока-пятидесяти милях от дома он начал вести себя беспокойно. Ерзал на сиденье между Трэвисом и Норой, вставал, затем клал голову Норе на колени, после чего снова садился. А еще он странно поскуливал. И уже в десяти милях от дома начал трястись.

– Что с тобой случилось, мохнатая морда? – спросила Нора.