Ангелы плачут над Русью

Солнце уже стояло в вышине зимнего небосвода, когда князь и тысячник закончили беседу. Мороз сдал, ветер почти стих, дышалось легко и свободно.

— Сегодня я снимаюсь и ухожу под Воргол, — поглядывая в сторону деревьев, напомнил Харалдай. — Но из леса за нами всё время следят какие-то люди. Мои бахадуры пытались их поймать, но они неуловимы как духи!

— А-а-а! — засмеялся князь и повернулся к Кавырше. — Это Ломов со своими дружками службу справляет. Пошли кого-нибудь передать, чтоб домой возвращались. А Кунаму пускай велят пропустить татар через его владения в Воргол беспрепятственно.

И скоро Харалдай ушёл в Воргольское княжество. Князь же Александр Липецкий продолжил готовиться к войне с князем Воргольским и Рыльским.

Глава восьмая

— А нет ли у вас ещё одного добра молодца — для нашей подруги Любаши? — озорно поглядывая на Кирилла, спросила Надежда.

— А у вас что, своих женихов не хватает? — удивился Кирилл.

— Своих-то хватает, да больно мелковаты! — рассмеялась Надежда. — Своих мы особо и не замечаем. Со стороны интереснее вьюноши бывают!

А Пантелеймон с Верой сидели тихо, как мыши. Пантелеймон боялся даже прикоснуться к Вере, словно опасался спугнуть красивую птицу, которая может улететь навсегда за тридевять земель. Да и сама Вера, не в пример своей бойкой подруге, была девушкой спокойной и степенной. Высокий сильный голубоглазый парень ей вроде и нравился, но больно уж робок и застенчив.

Подошла Любаша.

— Чего это вы молчите? — спросила.

— Да так... — пожала плечами Вера. — Разговор не клеится. Пантелеймоша воды в рот набрал.

А парню эти слова — что ножом по сердцу. Беспомощно посмотрел на Любашу, точно ища поддержки, а та вдруг вспыхнула и опустила глаза.

Вот ведь как иногда бывает: влюбится юноша в девушку, не получая взаимности, а другая в это же время страдает о нём...

Так, втроём, продолжая молчать, молодые люди побрели к дому Веры. А возле калитки Вера быстро попрощалась и упорхнула. Пантелеймон же чуть не заплакал.

— Ну не убивайся ты, Пантюша! — стала успокаивать парня Люба.

— Эх, да ты-то что понимаешь?! — Пантелеймон вскочил на коня и ускакал, не дожидаясь Кирилла.

А Люба сквозь слёзы посмотрела ему вслед, кусая губы, промолвила с обидой:

— Дурак ты, Пантелеймоша, истинный дурак! — И тоже пошла домой.

Её догнали весёлые и счастливые Кирилл с Надеждой.

— Любаш! — обняла подругу Надежда. — Что невесела? А где Веруха с Пантюхой?

— Веруха домой ушла, а Пантюха ускакал.

— Поругались, что ль? — растерялся Кирилл.

— Не знаю... — вздохнула Люба.

— Так... ладно, девки, до свиданья! — кивнул Кирилл. — Поеду, а то как бы он глупостей не натворил.

Девчата остались одни.

— Бедный Пантелеймон... — вдруг неожиданно для Надежды грустно вздохнула Люба.

— Почему это?! — изумлённо глянула на подругу Надежда.

— По Верке сохнет, а она его не любит.

Надежда только раскрыла рот и развела руками...

Кирилл догнал Пантелеймона уже возле Дубка. И тут, как снег на голову, — Демьян.

— От невест ворочаетесь?

— От них, — кивнул Кирилл.

— Взяли б меня как-нибудь с собой! — не то в шутку, не то всерьёз попросил Демьян.

— Да хоть завтра, — с готовностью согласился Кирилл.

— А свободные девчата-то имеются? — прищурил свои угольные глаза Шумахов.

— Имеются. Сколь душе угодно...

Этой же ночью Василий Шумахов отправил всех троих в дозор. Промотавшись до утра, дружинники вернулись и завалились спать. Проснувшись вечером, Демьян помчался будить Пантелеймона и Кирилла.

— А я в Ярославы не поеду, — заявил вдруг Пантелеймон.

— Это почему же? — уставился на него Кирилл.

— А что без толку ездить? — Голос Пантелеймона потух. — Видать, такая красавица не для меня...

— А чё, и впрямь так красива? — ухмыльнулся Демьян.

Пантелеймон побледнел и подумал: «А ну как этот черномазый уведёт Веру?» — и вроде как нехотя проворчал:

— Ладно, едем...

В те морозные святочные дни вся молодёжь в Ярославах была на улице. Беспрестанно жгли костры — грели души умерших пращуров. Веселье царило в селе. Вовремя, ох вовремя примчались из Дубка три лихих всадника.

— Так-так, и где ж те красавицы, о которых мои дружки толковали? — ловко спрыгнув с коня, ухмыльнулся Демьян.

— А вот они мы — Вера, Надежда, Любовь! — прищурилась озорная Надежда.

— Да и впрямь хороши!.. — И Демьян уставился горячим бесцеремонным взглядом на Веру.

— Эй! — потянула его за рукав Надежда. — Не туда смотришь, наша Вера занятая. А вот Люба — как раз для тебя.

— Люба так Люба! — не растерялся Демьян, однако, заведя разговор с Любовью, нет-нет да косился на Веру.

И на ту появление Демьяна явно произвело впечатление. У бедного Пантелеймона ни с того ни с сего вдруг развязался язык: он что-то говорил и говорил любимой, а её лучистые глаза искали Демьяна.

Люба сразу заметила это и, чтобы не терзать душу Пантелеймона, предложила Шумахову прогуляться по морозцу. Через минуту тот уже забыл про Веру и увлечённо беседовал с новой подругой. Он не умолкал ни на миг и изрядно хвастал, особенно о своих воинских подвигах. И вдруг — вспомнил Марию и сник.

— Эй, ты что это замолчал, соколик? — улыбнулась Люба.

Демьян скрипнул зубами: