С женщинами – другое дело. Я не вполне понимаю епископа, когда он употребляет выражение «по-христиански», одну форму принуждения оправдывая перед другой. Этот неуместный, как мне представляется, оборот лишь запутывает и без того сложный вопрос. Строго говоря, выдворить этих дам из теплых, ярко освещенных залов на заснеженные улицы было бы, и верно, не по-христиански. Тем более, что существуют сомнения относительно эффективности перемещения этих женщин туда-сюда: таким образом можно лишь способствовать распространению заразы по новым районам. Что же касается якобы не оправдавшей себя «концентрационной» практики, то примечательно, что почти все европейские (и христианские, между прочим) народы продолжают ею пользоваться. Думаю, правильнее было бы сказать, что система не оправдала себя лишь отчасти, чему есть две причины: продажность полиции и попустительство местных властей. Не может быть сомнений в том, что болезнь (душевную или физическую) проще лечить под карантином, нежели в условиях, обеспечивающих ей полную свободу распространения.
Однако существующее положение дел требует более быстрых и решительных мер. Продажная женщина – враг нации, и отношение к ней должно быть соответствующим. Необходим законопроект, который бы дал полиции право повсеместно интернировать проституток и содержателей борделей вплоть до окончания войны и далее в течение полугода. Все женщины, признанные опасными, должны быть отправлены в заключение. Необходимо обеспечить им общественно полезную работу с хорошей зарплатой и доброе отношение при строжайшей дисциплине, которую обеспечивал бы женский штат. Таким образом, проклятие пусть временно, но обернется для нас благословением. Мы очистим и улицы Лондона, и нашу совесть, поскольку с полным правом сможем утверждать, что сделали все от нас зависящее. «Я готова была отдать его тело моему королю, но теперь я препоручаю ему и душу сына!».
… Было бы нелишне напомнить, насколько основательно и повсеместно британский солдат превзошел в нынешней войне солдата немецкого.
После насмешек германской прессы над нашими усилиями по созданию армии пришло время обратиться к реальным цифрам. Они, между прочим, свидетельствовали бы в нашу пользу еще более убедительно, если б не потери первой недели войны, когда мы оказались перед противником, численно превосходившим нас в отношении пять к одному.
Военнопленных у нас почти вдвое больше: британцев в Германии около 34 тысяч, у нас немцев – около 70 тысяч. Лишь у Монса (когда за одну неделю мы потеряли почти 15 тысяч) немцы захватили в плен значительное число наших солдат. С другой стороны, на Марне, при Лоосе, многократно у Сомма, на Анкре, и теперь у Арраса и хребта Вими мы брали немцев тысячами.
По числу захваченных орудий наше преимущество еще более очевидно. Отступая у Монса, мы потеряли в общей сложности около 60 пушек – в основном у Ле-Като (где потерпели поражение, но не посрамили славы своего оружия). Для того чтобы пересчитать потери, понесенные после этого, хватило бы пальцев одной руки. Два орудия – при Ла-Бассе в октябре 1914 года, четыре – 23 апреля 1915 года во время газовой атаки, возможно еще что-то там и тут. Так или иначе, общие потери тяжелой артиллерии не превысят семидесяти единиц.
Сами же мы только в ходе текущих боев захватили 200 орудий, 140 неприятель оставил при Сомме. В целом мы захватили примерно 400 единиц тяжелой артиллерии против 70 потерянных.
Хорошо было бы обнародовать эти цифры в тех малых нейтральных странах, чья общественность еще не осознала тот факт, что германский солдат встретил, наконец, своего победителя. Суеверное представление о превосходстве прусской военной машины, и прежде основывавшееся на шатком фундаменте, разрушено навсегда.
Отдавая должное некоторым несомненным военным достоинствам неприятеля, мы вправе сделать недвусмысленный вывод: бесстрашные рабы, ведомые хитроумными бесами, могут и должны быть биты свободными гражданами, которых в бой ведут джентльмены.
Как президент Ассоциации по реформе брачного законодательства я получаю немало писем от людей, оказавшихся жертвами известных правонарушений. Набирающее силу общественное движение, надеюсь, встретит понимание со стороны правительства и добьется того, чтобы участь всех сегодняшних разделенных семей была, наконец, решена разводом.
Впрочем, есть тут особая группа страждущих, чья проблема заслуживает самого пристального внимания. Речь идет о британских женах немцев – женщинах, которые вправе (если, конечно, сами того пожелают) освободиться от уз, представляющихся им сегодня ужасными и противоестественными. «Даже в письмах издалека этот человек не может удержаться от оскорбительных замечаний по поводу моей национальности, – пишет мне одна из них. – Я выходила замуж по английскому закону, но теперь, когда он покинул меня, вынуждена подчиняться закону германскому». «Как бы хотелось мне покончить с этой невыносимой ситуацией, когда ты становишься чужой среди своих», – пишет другая.