Да и что такое наука? Наука – это лишь согласие мнений ученых между собой, и история показала, что наука весьма медлительна и неповоротлива, когда речь идет о необходимости принять истину. Наука двадцать лет не желала признавать Ньютона и его законы. Наука математически доказала, что корабль из железа не сможет плавать, и наука же заявила, что пароход никогда не пересечет Атлантику.
Спрашивается, каким весом может обладать такого рода наука? Она – те же самые теологические предрассудки, из-за которых церковники, современники Галилея, отказывались взглянуть в телескоп, к которому приглашал их великий астроном.
Настоящая наука – та, которая изучила факты, она – единственный значимый авторитет, а мнение ее представителей по данному вопросу практически единодушно. Знаменитый математик профессор Огастес де Морган как-то заметил, что спиритизм можно считать заблуждением или шарлатанством ничуть не в большей степени, нежели философию, ему противостоящую.
Если скептики и отрицатели перестанут верить в непогрешимость своих методов и обратят взор свой к Востоку – прародине всех великих идей, – то они найдут там школу философов и ученых, которые, работая по совершенно иным направлениям и принципам, чем их братья на Западе, еще тысячу лет назад опередили последних по всем основным направлениям знания.
Спиритическое движение встретило горячее сочувствие и жестокое противодействие с самого начала. Сегодняшняя наука укоренилась в материализме и, столкнувшись с совершенно новым и неожиданным предложением, отбросила все собственные же весьма достойные аксиомы. Так, Фарадей заявил, что, приступая к новому предмету, следует a priori составить мнение о том, что возможно, а что нет! Гексли сказал, что потусторонние сообщения, даже если они подлинны, «интересуют его не больше, чем болтовня церковных служек в притворе храма». Дарвин сказал: «Боже нас упаси верить во что-то подобное!» Герберт Спенсер также высказался против этой темы, хотя и признал, что у него не нашлось времени с ней познакомиться.
Профессора Роберт Гэр и Горас Грилей были среди просвещенного меньшинства, которое удостоверилось в истине, стоящей за этим движением, и потому приняло его сторону.
Облик движения не раз искажался многими прискорбными происшествиями, что может объяснить, но никак не извинить то упрямое неприятие, которое оно встретило в столь многих кругах. В действительности это неприятие главным образом основывалось на абсолютном материализме эпохи, не желавшем допускать, будто в настоящее время могут существовать такие условия, которые признаны для далекого прошлого. Когда таким людям приходится сталкиваться с фактами, подтверждающими реальность жизни после могилы, жизни, в каковую они по долгу службы провозглашают себя верующими, то они болезненно морщатся, с отвращением отдаляются и объявляют такие факты невозможными.
В целом я склоняюсь к мысли, что все эти полные сомнений и нерешительно настроенные ученые, имеющие, кстати, собственные исследования, достойные внимания, попросту ограничили круг своего чтения и свое мышление объективной стороной вопроса и не осознают, какое огромное количество доказательств имеется с его субъективной стороны, дающей нам точную картину потусторонней жизни. Эти ученые пренебрегают документами, не имеющими объективной доказуемости, и недостаточно, на мой взгляд, понимают, что общая согласованность свидетельств, равно как и сам факт идентификации свидетеля, являются объективным доводом истинности.
Некоторые к тому же усложняют дело, предсказывая существование в природе какого-то четвертого измерения, но сам термин является абсурдом, как абсурдны все термины, не находящие соответствующего впечатления в человеческом мозгу Нам и без того хватает тайн, ждущих от нас своего разрешения, чтобы беспричинно создавать еще и новые. Если твердое тело проходит сквозь твердое, то, разумеется, проще предположить, что совершается это за счет дематериализации и последующего синтеза – это, по крайней мере, процесс, который укладывается в человеческой голове, – нежели приводить объяснение, которое само нуждается в еще более сложном объяснении.