Англия. Иностранец ее Величества

По инициативе короля Георга состоялась и первая публичная свадьба. Мол, посмотрите на нас, дорогие подданные: какие мы милые, вполне нормальные люди, при этом глубоко преданные своей стране. Нормальные-то нормальные, но все-таки чуть-чуть из сказки…

В 1923 году архиепископ Кентерберийский запретил вести прямой радиорепортаж со свадьбы родителей нынешней королевы, заявив, что не уверен, что все слушающие трансляцию дома догадаются снять головные уборы. А слушать такой репортаж с покрытой головой, согласитесь, все же ужасное святотатство!

То ли дело сейчас — смотри себе хоть в шляпе, хоть в плавках, хоть нагишом. Правда, в день свадьбы Уильяма и Кейт было модно собираться на завтраки с шампанским — и устраивать коллективный просмотр торжества по телевидению. На такие завтраки приходилось прилично одеваться; разумеется, быть в костюме и при галстуке.

Но вот бывший премьер-министр Тони Блэр на свадьбу принца Уильяма и Кейт Миддлтон не попал. Других бывших премьеров и тем более нынешнего позвали, а его — нет. Скандал вышел изрядный, даже некоторым чуть-чуть подпортивший настроение.

Официальное объяснение было следующее: Блэр, в отличие от Джона Мейджора и Маргарет Тэтчер, не член Ордена Подвязки. (По этой же причине не получил приглашения и Гордон Браун.) Но никто этому не поверил. Решили: Блэру не могут простить его резкого вмешательства в королевские дела после смерти Дианы.

Тогда кризис достиг апогея. Королева, посоветовавшись с придворными и мужем, решила не преувеличивать значения гибели Дианы. Не придавать событию государственного значения, ведь, в конце концов, та уже не была супругой наследника престола, после развода ее даже лишили титула HRH (Her Royal Highness,

Ее Королевское Высочество). Правда, Диана оставалась матерью принцев, в будущем возможных наследников престола и даже королей. Но все же, рассудили во дворце, официальный, королевский траур в связи с ее смертью объявлять не обязательно.

А раз не обязательно, то королева решила не возвращаться в Лондон из Шотландии. Остаться в стороне от происходящего.

А происходило тем временем небывалое общенациональное горевание. Я даже не подозревал, что сдержанные англичане могут так эмоционально реагировать на что-либо. Правда, волосы на себе не рвали, надрывно на улице никто не рыдал, но бесконечные молчаливые толпы собирались вокруг резиденции погибшей принцессы в Кенсингтонском дворце, заваливали ограду тоннами цветов, создавая нешуточную проблему для районных властей: куда их девать? Телекамеры выхватывали из толп сосредоточенные мужские и женские лица, глаза с наворачивающимися, с трудом удерживаемыми слезами…

Газеты и телевидение усиливали эффект национального горя. Никто в тот момент не осмеливался пойти наперекор общественному мнению, добавить ложку дегтя в эту бочку меда, вернее, в гигантскую цистерну общенациональной горечи. (Это потом появятся также критические статьи, выражающие недоумение по поводу столь преувеличенной, столь неанглийской реакции.)

Однако против общественного мнения фактически пошла королевская семья. В массах началось роптание.

Королеву и ее окружение обвиняли в черствости, в неумении сочувствовать народному горю, в отрыве от своих подданных. Бульварные газеты потихоньку разворачивались в направлении атаки, возникало ощущение, что сейчас вот-вот произойдет какой-то прорыв плотины, жуткое наводнение, случится нечто ужасное, непоправимое, что навсегда разлучит еще совсем недавно столь любимую монархию и народ Британии.

Тони Блэр решил, что придется вмешаться, хотя и понимал, что это может обидеть королеву и ее домочадцев. Он сам среагировал на сообщение о гибели Дианы блестяще, раньше всех остальных: произнес короткую, обманчиво простую речь, которая таки довела половину нации до слез. Это теперь понимаешь, что то была всего лишь актерская игра, продуманная «импровизация», а в тот момент это было именно то, что хотели услышать британцы. (С текстом речи вы можете ознакомиться в Приложении 1.) Блэра вообще, по моему убеждению, можно считать самым блестящим оратором второй половины двадцатого века…

Премьер уговорил королеву изменить решение и срочно вернуться в Лондон. Мало того — пойти навстречу громко высказываемым пожеланиям масс и приспустить флаг над Букингемским дворцом.

Однако тут возникла серьезная проблема. Нельзя же нарушать вековые традиции, которые в Англии имеют почти силу закона.

Всем известно святое правило: развевается флаг над Букингемским дворцом — значит, монарх на месте. Нет флага, значит, монарха тоже нет. И флаг вывешивается не простой, а королевский штандарт Виндзоров. Но приспусканию он не подлежит, поскольку это может означать что-то вроде капитуляции или отречения династии или, по крайней мере, смерти монарха.