Английская тайна

Разве поймет он, что это такое, когда с самого детства прививают отвращение к близкому физическому контакту с другими людьми. Или каково это – считать высшей ценностью достоинство личности, индивидуальность и индивидуализм, а отсюда – и полная неприспособленность к жизни в толпе.

Он не поймет, думал Сашок, я ведь и сам не до конца все это понимаю… Так, угадываю. Например, что для такого человека, для такого англичанина – жуткая, тошнотворная необходимость протискиваться, проталкиваться в середину вагона. Толкаться и – о ужас! – прижиматься к другому существу. Для комфортабельного состояния тела и души необходимо соблюдение дистанции – как минимум тех самых шести дюймов, то есть пятнадцати с небольшим сантиметров.

Вот если спросить Беника, как надо пробираться к своему месту в партере, то он ответить не сможет, поскольку по театрам не ходит. А то бы он знал, что в России хорошим тоном считается продвигаться непременно повернувшись лицом к уже сидящим в вашем ряду. Не то в Англии – здесь, если вы хорошо воспитаны, то должны поступать ровно наоборот. Только спиной! Сначала мне это казалось какой-то дикостью. Но теперь я начал понимать англичан: для них неприлично, дико оказываться в столь интимном положении – лицом к лицу – с совершенно незнакомыми людьми.

Причем правило шести дюймов существует и в буквальном, и переносном смысле. Англичанину отвратительны любые формы фамильярности. И вот в этом, может быть, самое главное, самое глубинное различие между нашими ментальностями и образами жизни.

И отношение к очереди – кардинально разное. Для англичанина она – чудовищное насилие над личностью, но насилие, без которого в наши дни обойтись невозможно, сколь это ни прискорбно. А раз так, надо переносить его стоически. Надо продемонстрировать жесткость своей верхней губы. Значит, поведение в очереди – это очень важный тест на цивилизованность. Тест, который и русские, и другие варвары, типа французов и прочих итальянцев, с английской точки зрения, регулярно проваливают.

Вот что мог бы Сашок рассказать подозрительному господину Бенику, но решил, что толку все равно не будет. Нисколько это не будет этому жлобу интересно. У него другое на уме. Хотя, надо признать, обвел английское семейство вокруг пальца он довольно ловко. Продемонстрировав определенное понимание психологии.

Восемь дней назад, вернувшись со встречи на станции «Нью-Кросс» с Дынкиным и его подручным Лешей, он стал было корить родичей за то, что те за здорово живешь отдали портфель неизвестному Бенику. Родичи огорчились, но упрека не приняли. Тесть говорил: разве не сам Сашок виноват, что согласился играть в какую-то идиотскую игру с этим, как его, Веником? А потом не он ли сам повредил чужую собственность? А кто спутал место встречи?

«Ничего я не спутал», – начал было Сашок, но осекся: рассказывать о бандитах, их смутных, но страшных угрозах, ему не хотелось. («Все равно ведь не поверят, а если поверят, то так перепугаются, что придется «Скорую» вызывать», – с тоской думал он.)

А ведь каких-нибудь две недели назад жизнь казалась Сашку несколько пресной и однообразной. Через три года, семь месяцев и приблизительно восемнадцать дней они с Анной-Марией должны были бы, наконец, накопить денег на депозит для покупки собственного жилья. Правда, заветный день постоянно отодвигался. В теории они должны были откладывать по 250 фунтов в месяц, но на практике иногда не дотягивали и до 200. Да что там говорить, и по сотне иной раз не наскребали, а три месяца и вовсе пришлось пропустить, пока Сашок сидел без работы. Но уж теперь они твердо договорились с женой: по 175 каждый месяц вынь да положь, хоть кровь из носа. Аня-Маша даже детально расписала всю их жизнь на листе бумаги. Сашку на работе, помимо сандвича с напитком на обед, полагался еще один-единственный стаканчик чая из автомата. Но только один. Ну, и все в таком же духе.

Это была, конечно, довольно занудная жизнь. Даже в кино или театр Сашок с женой попадали только по милости родителей, которые изредка приглашали молодых с собой. Ну, и репертуар это был соответствующий – всякие старомодные мюзиклы, вроде «Мизераблей» (то есть «Отверженных» по роману Виктора Гюго), и благообразные семейные комедии. Тоска! Но ничего, ничего, подбадривал себя Сашок, вот вырвемся на просторы моргейджа, он же ипотека, купим себе собственную квартиру, а то и домик с садиком, заведем свои порядки. Правда, все его знакомые, уже совершившие волшебное превращение в домовладельцев, предупреждали, что ипотечный кредит на двадцать пять лет – это та еще петля на шее, та еще тюрьма для русского духа. Но нет, нет, они не понимают или забыли, что такое жить примаком в английской семье. Скорее бы на свободу!